Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

Чем в ту пору зачитывались семинаристы и в их числе Сосо Джугашвили? Авторы воспоминаний о Сталине говорят о чтении классической русской литературы, грузинской, с неизменно любимым «Витязем в тигровой шкуре» Шота Руставели, произведениями современных авторов – Александра Казбеги, Важи Пшавела, Ильи Чавчавадзе (редактора газеты «Иверия»), Игнатия Ниношвили (рано умершего писателя, участника «Месамедаси»). Называют произведения Л. Н.Толстого, Ф. М. Достоевского, У. Шекспира, Ф. Шиллера, Д. И. Писарева, М. Е. Салтыкова-Щедрина, Н. В. Гоголя, У. Теккерея; историческую литературу, в том числе по русской истории, истории Великой французской революции, революции 1848 г. и Парижской коммуны^[156] (см. док. 4).

Это довольно типичный круг чтения того времени. Заслуживает внимания упомянутая выше книга Ш. Летурно, а также «История культуры» Юлиуса Липперта (1839-1909), этнографа и историка культуры, выводившего все формы культуры из трудовой деятельности человека (см. док. 4). Работы Ч. Дарвина Сосо Джугашвили будто бы читал еще в Гори. Научная и научно-популярная литература этого круга служила тогда формированию материалистического и атеистического мировоззрения. Стоит заметить, что в семинарии преподавали естественные науки в самом минимальном размере. Однако у покинувшего ее Джугашвили осталась задолженность перед семинарской библиотекой: речь шла об учебниках истории, геометрии, книгах Г.-Л.Фигье по римской истории и Дж. Тиндаля по физике (см. док. 28, 29). Таким образом, Иосиф Джугашвили пытался ознакомиться с естественными науками, и можно отчасти поверить Г. Паркадзе, вспоминавшему, что Сосо заинтересовался химией Д. И. Менделеева^[157], и П. Капанадзе, утверждавшему, что тот изучал геологию и химию (см. док. 33). Отчасти, поскольку, конечно же, путем самостоятельного чтения можно было не изучить эти науки, но только составить себе о них кое-какое представление. Означал ли интерес к естествознанию, что Джугашвили целенаправленно шел к атеизму? Вполне возможно, но перед нами встает проблема достоверных свидетельств. Набор воспоминаний о том, что он рано порвал с религией, о юношеских грубых кощунственных выходках вряд ли можно принимать на веру, поскольку мемуаристы подделывали свои рассказы под официальную биографию Сталина, согласно которой ему надлежало быть атеистом и материалистом, и чем раньше, тем лучше.

Брал Джугашвили в библиотеке семинарии и французскую грамматику. В более поздние годы встречаются упоминания о том, что он пытался учить французский и немецкий языки, хотя известно, что так ими и не овладел.

Более или менее известны вкусы и литературные пристрастия зрелого Сталина. Можно представить, что ему преподавали в семинарии. Но нет сведений о том, как он воспринимал и переживал прочитанное, какие из книг сыграли более значительную роль в формировании его взглядов. Впрочем, вряд ли он в этом сильно отличался от своих сверстников. Его ровесник Степан Шаумян, познакомившись летом 1895 г. с сестрами Тер-Григорян, одна из которых впоследствии стала его женой, вел с ними переписку, обсуждал и рекомендовал прочитанное. На него тогда произвел впечатление новый роман В. В. Вересаева «Без дороги». Шаумян советовал девушкам как можно больше читать, читать больше русских книг – Пушкина, Толстого, Тургенева, Чехова, Горького, а из зарубежных авторов – Гюго, Золя, Мопассана, Шиллера, Сенкевича. И конечно же, стихи О. Туманяна^[158]. О роли книжных впечатлений и круге чтения подробно рассказывают в своих воспоминаниях И. Г. Церетели и А. И. Микоян. Оба взрослели в Тифлисе в ту же эпоху, оба тоже пришли к социал-демократии.

Ираклий Георгиевич Церетели (1882-1959), обладатель княжеского титула, сын издателя газеты «Квали», будущий меньшевистский лидер и член социал-демократической думской фракции, принадлежал к среде состоятельной грузинской интеллигенции и учился в тифлисской гимназии. Бывшие семинаристы типа Ноя Жордании казались ему людьми, плохо говорившими по-русски, не обладавшими общей культурой и широтой взглядов ^[159] . И. Г. Церетели вспоминал о чтении русской, грузинской и европейской классики (Гёте, Шиллер, Гейне, Шекспир, Диккенс, Теккерей, Флобер, Бальзак, Мопассан, Ибсен, Сервантес), особенно отмечал «Витязя в тигровой шкуре», говорил о своей любви к русской классике («Пушкина, Лермонтова, Некрасова я любил так, что главные их произведения знал почти сплошь наизусть. Гоголя, Достоевского, Толстого и Тургенева я тоже перечитывал бесчисленное множество раз»), особенно же любил Пушкина^[160]. Решающее влияние, определившее уход в революционную среду, на Церетели оказали в первую очередь статьи Добролюбова, а также Белинского, Писарева и Чернышевского. Роман «Что делать?», запрещенный для гимназистов, в виде вырезанных листов «Современника» ходил у молодежи по рукам^[161]. Для И. Г. Церетели в отличие от Иосифа Джугашвили влияние шестидесятников было еще и личным, составлявшим домашнюю атмосферу. Церетели не упоминал об интересе к естественным наукам.