В связи с переездом Сосо из Тифлиса не следует обходить молчанием еще одно обвинение. Оно содержится в воспоминаниях меньшевика Георгия Уратадзе. Он лично познакомился с Джугашвили позднее, поэтому начальные шаги его революционной биографии излагал с чужих слов. «Вот эта биография: учился он в духовной семинарии и вышел из третьего класса в 1899 году. В этом году он начал заниматься в кружках среди рабочих, но в организацию еще не вступил, так как в этом году тифлисская организация состояла из одного только тифлисского комитета, а там не так легко принимали «новичков». Ему дали два кружка для занятий. В этих кружках он с первых же дней стал интриговать против главного их руководителя – С. Джибладзе. Когда это обнаружилось, организация дала ему соответствующее наставление и предостережение. И когда это не подействовало, а он все продолжал, – организация предала его партийному суду. Это был первый партийный суд, который создала социал-демократическая организация Грузии, чтобы судить партийного товарища. Суд состоял из районных представителей. После допросов суд единогласно постановил исключить его из тифлисской организации, как клеветника и неисправимого интригана»[263]
.Если понимать текст Уратадзе буквально, то Сосо сначала не был принят в тифлисскую организацию, затем из нее исключен, и все это около 1899 г. Впрочем, Уратадзе неверно указывает и класс семинарии, из которого был исключен Джугашвили. Справедливости ради сделаем поправку на то, что мемуарист не был непосредственным свидетелем описываемых событий. Его рассказ решительно противоречит всем прочим сведениям, да и здравому смыслу. Невозможно себе представить, чтобы Сосо, будь он на самом деле исключен из организации партийным судом, одновременно делал успешную партийную карьеру и выдвинулся даже в члены комитета. Остается считать, что исключение его из партии – не что иное, как несбыточная мечта тифлисских меньшевиков, мечта, возникшая, конечно, позднее, когда Коба был уже влиятельным большевиком и сильным раздражителем для однопартийцев-меньшевиков и тем более когда он стал советским вождем. В реальности исключить его из партии они не могли. Судя по всему, даже в самых горячих дискуссиях и склоках меньшевики и большевики не переступали определенной черты: если бы фракции принялись исключать друг друга из партии, сама партия весьма быстро прекратила бы свое существование. Но в мечтах, задним числом, тифлисским меньшевикам грезилось исключение Кобы то на заре его работы в Тифлисе, то после тифлисской экспроприации.
Из этого рассказа Уратадзе следует принять во внимание, пожалуй, только обвинение Джугашвили в интриганстве. Оно, скорее всего, также должно быть обращено на более позднее время. В 1900-1901 гг. Сосо был еще молод и вряд ли успел вполне постичь ту науку манипуляции и интриги, которой столь виртуозно владел впоследствии. Но, возможно, уже сделал первые шаги на этом поприще.
Как бы то ни было, отнюдь не исключение из тифлисской организации послужило причиной его отъезда из города в ноябре 1901 г. Затруднительно говорить и об угрозе ареста, хотя это более вероятно. Вполне, конечно, возможно, что он и впрямь принял вызов (перед этим будто бы Карло Чхеидзе объявил, что Батум слишком хорошо просматривается полицией и вести там подпольную работу «немыслимо»[264]
) и отправился организовывать рабочее движение во втором по величине промышленном городе Грузии. Представляется также, что могла существовать еще одна причина, по которой Батум был выбран местом пребывания И. В. Джугашвили, но об этом далее.Документы
№ 1
Эквтиме Сартания:
У нас большинство грузинских рабочих были из Западной Грузии. В дни отдыха они ходили разодетые в черкесках, с кинжалами и пистолетами. Моей мечтой было приобрести такое же одеяние. […] Маевка была проведена и в 1896 г., но в этой маевке уже не участвовали более передовые рабочие[265]
. С этого года стало заметно, что они переменились: уже не носили черкеску, не принимали участия в плясках, устраиваемых в воскресные дни в Нахаловке, не ходили кутить по духанам, подстригали бобриком волосы, одевались в синие рубахи и носили на голове шляпы. Такими в то время в главных мастерских были Вано Стуруа, И. Копалейшвили, В. Джибладзе, З. Чодришвили, а в депо – Бочоридзе и другие. Меня изумляло их поведение. Подражая им, я сшил себе черкеску и научился плясать, неоднократно бывал с ними на свадьбах и вообще был с ними в хороших отношениях. Но после синих рубах они начали относиться к нам иначе. Мне это не нравилось, но высказать им этого я не мог.Из воспоминаний Эквтиме Сартания, записано в 1934 г. Перевод с грузинского
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 651. Л. 112-113.
№ 2
Цкалоба Сологашвили[266]
: