Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

Он мне объяснил, что в партийной работе имеется большой пробел: армяне-рабочие не имеют партийной литературы на своем языке. В партийной типографии нет армянского шрифта и наборщика. Между тем, армяне-рабочие, идейно обрабатываемые националистами-авантюристами, больше чем кто-либо нуждаются в социал-демократическом печатном слове. Разъяснив мне подробным образом положение, он тут же предложил мне достать армянский шрифт, добавив, что слышал обо мне как о «мастере дела». Я конечно согласился. Мой собеседник тут же вручил мне 30 рублей на расходы, дал связь и сказал, кому сдать добытый шрифт. На этом мы расстались.

Это был товарищ Сталин.

В том году я его больше не встречал, так как он вскоре уехал в Батум.

Данное мне Сталиным поручение я выполнил. Я выносил украдкой армянский шрифт из типографии Мартиросяна. Когда образовался необходимый комплект, я переправил шрифт тов. Михо Бочоридзе.

Примерно через год я переехал в Баку и начал работать в типографии ЦК, организованной Ладо Кецховели, я обнаружил там свой шрифт.

Из воспоминаний Ашота Хумаряна. Перевод с грузинского РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 651. Л. 214-215.

№ 44

Авель Енукидзе:

Товарищ Кецховели с расширением работы среди рабочих масс постоянно, при всяком разговоре, возвращался к мысли, что необходимо организовать маленькую нелегальную типографию или печатный станок […] Но главная помеха заключалась в том, что у нас не было никаких средств. Членские взносы, которые были нами установлены с первых же дней организации рабочих кружков, разумеется, не были бы достаточными для организации типографии. […]

И вот товарищ Кецховели начал изыскивать эти средства. Часть средств он добыл у своего брата, который, если не ошибаюсь, имел тогда небольшие лесные аренды на границе Персии. Товарищ Кецховели написал брату, прибегнув тут к некоторой хитрости. Он сообщил брату, что желает продолжать свое образование, намерен бросить всякую революционную работу и прибегает к его помощи. Вскоре он получил 200 рублей вместе с письмом, в котором брат высказывал удовольствие по поводу «благоразумия» Владимира. Сумма эта по тогдашним временам составляла целое состояние для нашей маленькой организации. Мы думали, что на 200 рублей нам удастся организовать заветное нам дело […]

Когда мы подсчитали, во что все это обойдется, то оказалось, что 200 рублей не хватало даже на то, чтобы выкупить станок. Поэтому я был командирован в Тифлис для переговоров с тамошними товарищами относительно средств. Я хорошо помню, как я встретился с двумя товарищами. Один из них был известный по всей Грузии Сильвестр Джибладзе, вождь тогдашней организации, а другой – молодой тогда член партии – товарищ Сталин, Коба или Сосо, как он тогда назывался. Я встретился с ними в трактире, в Тифлисе, около вокзала. После переговоров сначала они отказали мне в средствах на том основании, что тифлисская организация желала, чтобы все дело печатания находилось под ее контролем и руководством. Иначе, сказали они, нельзя рискнуть теми 100 или 150 рублями, которые я просил. Не имея прямых указаний от т. Кецховели относительно условий, я ничего не мог на это ответить, и мы расстались. Но до отъезда обратно в Баку я попытался кое-что получить от типографских рабочих, бывших членов кружка Ладо Кецховели. Они обещали мне к вечеру – ибо вечером я должен был снова   в Баку—достать до трех пудов шрифта и других материалов для станка. Что касается денег, то они сказали, что постараются их собрать среди своих товарищей […]

Когда, наконец, нам удалось в первой большой типографии дать первые оттиски некоторых вещей и продемонстрировать их перед тифлисской организацией, которая, надо сказать, очень недоверчиво относилась к нашим начинаниям в большом масштабе, то впечатление получилось громадное. И тогда же было решено всячески поддерживать нас людьми и материалом […]