Если взглянуть со стороны на вопрос существования грузинской газеты вообще и в частности на вопрос ее содержания и направления, то может показаться, что этот вопрос разрешается сам собой, естественно и просто: грузинское социал-демократическое движение не представляет собой обособленного, только лишь грузинского рабочего движения с собственной программой, оно идет рука об руку со всем российским движением и, стало быть, подчиняется Российской социал-демократической партии, – отсюда ясно, что грузинская социал-демократическая газета должна представлять собой только местный орган, освещающий преимущественно местные вопросы и отражающий местное движение. Но за этим ответом скрывается такая трудность, которую мы не можем обойти и с которой мы неизбежно будем сталкиваться. Мы говорим о трудности в отношении языка. В то время как Центральный Комитет Российской социал-демократической партии имеет возможность при помощи общепартийной газеты разъяснять все общие вопросы, предоставив своим районным комитетам освещение лишь местных вопросов, – грузинская газета оказывается в затруднительном положении в отношении содержания. Грузинская газета должна играть одновременно роль общепартийного и районного, местного органа. Так как большинство грузинских рабочих-читателей не может свободно пользоваться русской газетой, руководители грузинской газеты не вправе оставлять без освещения все те вопросы, которые обсуждает и должна обсуждать общепартийная русская газета.
Статья «От редакции», опубликованная без подписи в № 1 (сентябрь 1901 г.) нелегальной газеты «Брдзола» («Борьба»). Перевод с грузинского
№ 41
Цкалоба Сологашвили:
Как-то осенью 1901 года руководитель нашего кружка Михо Бочоридзе пригласил меня прийти во двор большого дома на Андреевской улице № 26. В глубине двора был маленький садик. Там на травке, кроме Михо, сидели жестянщик нашего парка Гиго Лелашвили и токарь железнодорожных мастерских Вано Афсаджанов. Вскоре пришел и «молодой семинарист», но занятий он на этот раз не проводил. Мы посидели на травке, закусили, поговорили о том, о сем и разошлись. Так я тогда и не понял – зачем мы собирались.
Через два-три месяца пришел ко мне Михо Бочоридзе и говорит:
– Знаешь, Тифлисский комитет решил доверить тебе постройку подпольной типографии. Но ты понимаешь, насколько это секретное и опасное дело? Согласен ли ты?
Я ответил, что понимаю и на все согласен.
Вот тогда мне стало ясно, что встреча в садике на Андреевской улице была устроена для того, чтобы Сталин мог поближе присмотреться ко мне и решить вопрос – можно ли мне доверить постройку подпольной типографии.
У меня и моего брата Баграта на Лоткинской улице, около первого моста, был маленький домик из двух комнат. И вот, по заданию комитета, я начал строить у себя во дворе маленькое кирпичное здание, якобы для кухни. […] Вместе с Гиго Лелашвили мы установили в подвале типографское оборудование, изготовленное в Главных железнодорожных мастерских. И вот заработала наша подпольная типография. […] Немало нелегальной литературы было в ней напечатано, но жандармы не могли напасть на ее след. Пострадала наша типография случайно – во время наводнения, после продолжительных ливней потоками воды был начисто смыт мой домик и «кухня». […] Типографское же оборудование было извлечено из залитого водой подвала и тайно перевезено в Чугурети в дом одного из рабочих.
Из воспоминаний Сологашвили Цкалоба Соломоновича, записано в 1947 г. Перевод с грузинского
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 651. Л. 121-122.
№ 42
Бабе Лашадзе-Бочоридзе:
В революционное движение вовлек меня в 1898 году мой племянник Михо Бочоридзе и с этого времени являюсь членом партии. […]
В начале 1902 г. Михо предложил мне работать в нелегальной типографии, которая находилась в Чугуретах в маленьком домике из двух комнат. […] В одной комнате помещалась типография, а в другой жила я в качестве хозяйки. […] Шесть месяцев проработала я в этой типографии. Отпечатанные материалы сшивала сама (переплетной не было) на своей швейной машине.
Из воспоминаний Бабе Лашадзе-Бочоридзе, 1934 г. Перевод с грузинского
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 658. Л. 214-215.
№ 43
Ашот Хумарян:
Осенью 1901 года я вернулся в Тифлис из своей первой ссылки, поступил наборщиком в старую типографию Мартиросяна.
Раз как-то из моих товарищей, работавших в типографии, сказал мне, что один товарищ из комитета партии хочет видеть меня. Тогда еще у меня в Тифлисе не было постоянной связи с организацией и я был рад представившемуся случаю.
Мы условились о встрече, и через день или два, вечером, я пришел в условленное место – в один из переулков близь тогдашней ярмарки.
Меня встретил худощавый молодой человек, просто одетый, с шарфом на шее. Разговор длился недолго.