В 1912 году в апреле месяце я получил задание от одной из учительниц школы – Александры Петровны Саксаганской – принять к себе одного гостя на ночь, с условием, что я не должен спрашивать от него ни имени, ни фамилии, словом, я не должен был знать, кто у нас будет ночевать. Я согласился выполнить это задание, тем более, что у меня в квартире была удобная, уединенная комната, скрытая от любопытных взоров соседей.
И вот, в один из замечательных тбилисских весенних вечеров Ал[ександра] Петровна вошла с таинственным гостем, с которым мы поздоровались. Она распростилась с нами и ушла, предупредив еще раз о поставленном условии. В этот вечер у меня был мой бывший зять –
За вечерним ужином наш гость беседовал с моим зятем, причем они говорили по-грузински, которым владели оба собеседника.
Мне надо было готовиться к урокам следующего дня и я, занимаясь своим делом, все же прислушивался к разговору. Вскоре зять ушел, а мы отвели нашему гостю комнату для ночевки.
На следующее утро, в то время, когда я приступил к своим занятиям после обычного чая, наш гость поинтересовался моими уроками пения, а также, что я готовлю для детей. Я ему продемонстрировал ряд песен, спел ему и одну грузинскую песню – из сборника Каргаретели, которая начиналась словами: «А-камдин гулит микварди» («До сих пор ты меня крепко любила»). Внимательно прослушав эту песню, он заметил, что слова этой песни не те, которые напечатаны в сборнике. Настоящий текст этой песни другой, и поется она несколько иначе. И тут же он пропел:
«Даидэинэ глехис швило Нани, нанинао
Даидэинэ – чемо, чемо ламазо…»
(«Спи, крестьянский сын, баю бай,
Спи мой, мой красавец, спи»
Меня поразила эта непосредственность, искренность и простота передачи песни, чистота и музыкальность исполнения, о чем я и высказал ему.
Я же получил большую пользу от его указаний, убедившись в том, что многие народные песни с течением времени искажаются, меняются их слова, словом, подвергаются деформации.
Через некоторое время он попрощался с нами и ушел. Прошли годы, в течение этого времени я продолжал работать в той же школе и выполнять ответственные задания.
Настал 1917 год, падение царской власти, подъем революционного движения, подготовка к Великой Октябрьской революции. И в эти дни наша учительница А. Саксаганская открывает мне тайну моего гостя.
– А знаете ли, Мушег Лазаревич, кто к вам приходил в тот вечер? Я ответил, что хотя не знал определенно, но догадывался.
– А это был Сосо.
Воспоминание М. Л. Агаяна, присланное в ИМЭЛ в октябре 1947 г.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 534. Л. 2–5.
№ 10
В. Мгеладзе:
В начале мая [1912 г.] организация подверглась разгрому. Были арестованы Шаумян, Енукидзе, Черномазов (был ли он уже тогда провокатором?), ряд других виднейших местных большевиков, рабочих и интеллигентов[492]
. Сталин, незадолго перед тем приезжавший в Баку, успел уехать до жандармско-полицейской «чистки» и таким образом избегнул ареста. Но вскоре «карающая рука» охранки настигла его в Петербурге.№ 11
Стасова, Сталин:
Тифлис, «Зельма», 5 апреля 1912 г., Киев, Михайловская, 14, г-ну Н. И. Омельяненко, на внутрен[ем] конв[ерте]: «Для Петра, для С.» [в скобках от руки приписано: «мож. быть для «Серго»]
Химический текст.