Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

Сначала Коба появился в Петербурге. Готовясь к побегу, он узнал адрес Сергея Аллилуева, перебравшегося с семьей в северную столицу. Аллилуев отвел его в надежное место, где можно было спрятаться беглецу-нелегалу, – в дворницкую Конона Савченко, прозванную «ямкой» (см. док.1, 2). Существует также рассказ рабочего С.К.Забелина, работавшего тогда с Сергеем Аллилуевым в Обществе электрического освещения, о том, что по просьбе Аллилуева он на одну из ночей устроил беглеца к себе на ночлег в Лесном (см. док. 3). Забелин, правда, отнес этот эпизод к сентябрю 1911 г., что исключается данными наружного наблюдения за Джугашвили в то время. Так что, возможно, Коба нашел приют у Забелина после побега 1909 г.

Участники революционного движения братья Конон и Кузьма Савченко имели прекрасное легальное положение, которым умело пользовались. Конон Савченко служил в Петербурге дворником, у него была дворницкая квартирка в полуподвале солидного дома близ Сампсониевского проспекта, среди жильцов которого были директор банка, сенаторы, депутат Государственной думы В. М. Пуришкевич. Как все дворники, он должен был помогать полиции, следовательно, квартира «ямка» была вне подозрений. К тому же должность дворника, в обязанности которого входила прописка паспортов жильцов, давала возможность иногда добывать для революционеров документы и виды на жительство, а в летние месяцы, когда дворник присматривал за опустевшими квартирами уехавших на дачу солидных соседей, прятать там нелегальщину, не исключая и квартиры Пуришкевича. Кузьма Савченко служил в гвардии при Кавалергардском полку, оплоте гвардейской аристократической молодежи^[166]. Дворницкая Конона была надежным местом, а уж квартира Кузьмы в кавалергардских казармах тем более.

Сергей Аллилуев отвел Джугашвили к Конону Савченко, тот, в свою очередь, поселил его у брата, и таким образом беглец провел в столице примерно дней десять. Живший тогда у Кузьмы Савченко молодой родственник Иван Мельников относил пребывание Кобы ко второй половине июля 1909 г.; по его словам, Джугашвили уехал 2 августа, когда Конон Савченко добыл ему паспорт (см. док. 2). А. С. Аллилуева и И. Н. Мельников свидетельствовали, что Джугашвили пробыл около двух недель (см. док. 1, 2); по воспоминаниям Веры Швейцер, Иосиф Джугашвили появился в конце июля и пробыл несколько дней (см. док. 4). Тут явная хронологическая неувязка: где он был до середины июля, если бежал из Сольвычегодска 24 июня? На самом деле нет смысла всерьез задавать вопрос, где он провел почти месяц, поскольку в Баку агентура сообщила жандармам о его приезде уже 12 июля, а 15 июля он был взят под наблюдение (см. док. 5, 8, 9). Таким образом, учитывая время на дорогу, в столице он мог быть в последних числах июня – начале июля, а приведенные мемуаристами даты следует считать неверными.

В. Швейцер рассказала, что по приезде в Петербург Коба связался с ней через бывшего тифлисского рабочего, большевика Сильвестра Тодрию, и она устроила ему встречу с большевистским депутатом Думы Николаем Полетаевым. На квартире последнего тогда же имело место совещание, на котором «товарищ Сталин заложил фундамент центральной газеты «Звезда», которая и вышла в конце 1910 года в Петербурге» (см. док. 4). Если встреча Джугашвили со старым товарищем Тодрией не должна вызывать сомнения, а свидание с Полетаевым – вполне вероятно, то последнее сообщение Швейцер кажется фантастическим, ведь в ту пору Джугашвили не имел никакого отношения ни к петербургской организации, ни к центральным партийным издательским проектам и вряд ли мог претендовать на вхождение в этот узкий круг посвященных. Можно предположить, что мемуаристы сдвинули даты его пребывания в столице не случайно, а именно для того, чтобы увязать его с совещанием о «Звезде». Впрочем, счесть чистой фантазией сообщение В. Швейцер, мемуаристки в целом ненадежной, мешает текст статьи И. Джугашвили «Партийный кризис и наши задачи», напечатанной в Баку месяц спустя. О ней речь пойдет ниже.

Вернувшись в Баку, он должен был обнаружить, что обстановка за истекший год разительно изменилась. Рабочее движение было на спаде, партийные организации прозябали в жалком состоянии, а жандармам наконец удалось достичь заметных успехов по части приобретения секретной агентуры и насыщения ею революционных организаций^[167]. Наблюдение стало более систематическим, историку это видно по изменившемуся набору документов. Теперь основным источником становятся ежемесячные отчеты о состоянии местных организаций каждой из революционных партий и обзоры полученных агентурных сообщений, представлявшиеся местными охранными отделениями в Департамент полиции.