Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

Чему следует приписать линию И. Джугашвили, отговорившего товарищей от убийства заподозренных в провокации? Вряд ли он действовал из сугубо гуманистических побуждений. Скорее учитывал неблагоприятную обстановку. В сообщениях агентуры за последние месяцы 1909 г. и начало 1910 г. постоянно повторяется одно и то же: рабочие совершенно утратили интерес к партии и революционной идее, не верят большевистским вожакам, членские взносы собираются с большим трудом («рабочие совершенно разочарованы в работе своих руководителей и говорят, что за свои же деньги они выигрывают только то, что сядут в тюрьму» (см. док. 26)), вследствие этого никак не удается снова устроить типографию. Если в условиях подъема движения решительные, силовые, почти бандитские акции взбадривали и воодушевляли рабочих, то теперь могли только усилить раздражение, и Коба, наверное, это понимал. К тому же немногочисленные партийцы теперь были на виду и рисковать попасть под уголовное обвинение не хотелось.

Здесь существенен один момент. Нет никаких признаков, что в это время у бакинских большевиков сохранялась своя боевая дружина. В июльском и августовском отчетах по наблюдению за местной РСДРП наличие боевой дружины не отмечено (см. док. 8, 9), посланный 9 августа из Департамента полиции запрос на эту тему остался, по-видимому, без ответа^[188]. А это означало, что не стало готовых на все исполнителей для убийств и прочих подобных акций. Ровно в те же дни конца сентября 1909 г. в бакинском подполье обсуждали план покушения на градоначальника Мартынова, провинившегося перед революционерами высылкой бастовавших рабочих. Эту акцию обсуждали совместно все партии: социал-демократы – большевики и меньшевики, эсеры – максималисты и централисты, дашнаки. Агент Эстонец сообщил об этом «информационном собрании всех бакинских социалистических организаций» 29 сентября, в день выхода прокламации о провокаторах. Социал-демократы предложили устроить всеобщую трехдневную забастовку, эсеры и дашнаки стояли за бессрочную забастовку и покушение (см. док. 18). Однако дело у них отчего-то застопорилось, так что еще в середине ноября начальник Бакинского ГЖУ передавал в Департамент полиции «сведения относи

тельно лиц, которые должны принять участие в организации на предмет произвести террористический акт над бакинским градоначальником […] а именно: клички „Коба“ и „Бокша“ [очевидно, Бочка], известные начальнику отделения, „Дядя Коля“, служащий в кооперативе „Труд“ в Балаханах, и „Борис“ из студентов, которого можно видеть в том же кооперативе»^[189]. Отсюда не ясно, должны ли были перечисленные лица быть организаторами или исполнителями убийства, насколько близкое их участие в акции предполагалось. Коба сторонился личной причастности к такого рода предприятиям. Можно предположить, что отсутствие боевой группы, ставившее нелегалов вроде него перед необходимостью лично браться за покушения, как раз и послужило причиной нежелания их устраивать. Покушение на бакинского градоначальника Мартынова, насколько известно, так и не состоялось.

Упадок движения вынудил отставить споры с меньшевиками и пойти на союз с бывшими оппонентами. Р.Арсенидзе утверждал, что после обвинения в организации тифлисской экспроприации в 1907 г. Иосиф Джугашвили не осмеливался больше появляться «на горизонте Грузии», а приехав в 1909 г. на два дня в Тифлис, «кроме самых близких друзей никому не показывался», а в эти два дня «его конспиративную квартиру день и ночь караулили его верные охранники. и не только от глаз полиции…»^[190]. Что бы ни казалось Арсенидзе, но за несколько месяцев 1909 г. Коба побывал в Тифлисе трижды, а поездки были довольно продолжительными и результативными.