В декабре 1909 г. И. Джугашвили написал первую часть «Писем с Кавказа», посвященную Баку и полностью опубликованную в «Социал-демократе» 13/26 февраля 1910 г. за подписью «К. С.», один из разделов вышел еще 20 декабря с подписью «К. Стефин». Статья была посвящена ситуации в закавказских организациях, о чем не было нужды писать для местной газеты, поэтому вряд ли это была одна из упомянутых агентом статей «порядочного объема». Вторая часть «Писем с Кавказа», посвященная Тифлису, печаталась в приложении к «Социал-демократу» в мае и июне 1910 г. с подписью «К. Ст.». В «Письмах с Кавказа» Джугашвили обрисовал положение в бакинской и тифлисской партийных организациях, показал разницу между ними. Тифлис, где пролетариата меньше, чем полицейских, по-прежнему занят бесконечными диспутами большевиков с меньшевиками (Коба вступил в полемику с Н. Жорданией, который незадолго до того под новым псевдонимом т. Ан высказался о необходимости пересмотреть партийную тактику и объединить усилия пролетариата и буржуазии на пути к революции). В пролетарском Баку с его рабочими союзами сохранилась большевистская организация, готовая объединиться с остатком меньшевиков. Но и там положение не блестящее; оживить дело могли бы «общерусский орган, регулярно устраиваемые общепартийные конференции и систематические объезды членов ЦК»[196]
. Эту идею партийной реформы Коба твердил неотступно, она же легла в основу написанных им резолюций, принятых Бакинским комитетом 22 января 1910 г. к предполагавшейся общепартийной конференции и отпечатанных в виде листка. Суть предложений Бакинского комитета состояла в «перемещении (руководящего) практического центра в Россию», организации общерусской газеты, «издающейся в России и редактируемой упомянутым практическим центром», а также издании своих газет в важнейших центрах рабочего движения, таких как «Урал, Донецкий бассейн, Петербург, Москва, Баку и т. д.» (именно в таком порядке) [197]. В сущности, это было требование внутрипартийного переворота, отстранения от руководства эмигрантской верхушки и радикальной смены тактики с обязательным использованием легальных средств, так как центральный орган, по мысли Джугашвили, непременно должен был быть легальным и поддерживать постоянный контакт с читательской аудиторией. Примерно в то же время в цитированном выше письме в Женеву на имя М. Торчелидзе, подписанном тем же псевдонимом «К. Стефин», что и «Письма с Кавказа», Джугашвили говорил о промахах Ильича как руководителя, но счел нужным похвалить его книгу о материализме.Конференция, вернее, пленум ЦК РСДРП состоялся 2-23 января (15 января – 5 февраля) 1910 г. в Париже. Договаривались об объединении и преодолении фракционного раскола и, как казалось, достигли соглашения. Большевики согласились распустить свой фракционный центр и закрыть «Пролетарий», меньшевики должны были со своей стороны закрыть «Социал-демократ», реорганизовывалось Русское бюро ЦК, в него должны были войти семь человек: по двое большевиков и меньшевиков и представители национальных партий (польской, латышской и Бунда). Среди избранных в это бюро был В. П. Ногин (Макар). Реорганизовывалось и Заграничное бюро ЦК, и редакция будущего центрального органа. Однако и на этот раз это была лишь кратковременная видимость единства. Надо заметить, что большевики свою часть обязательств выполнили, закрыв «Пролетарий», меньшевики же в итоге прекращать выпуск «Социал-демократа» не стали, а их лидеры подавали пример отказа работать вместе с большевиками. После пленума Ф.Дан, Ю. Мартов, П. Аксельрод и А. Мартынов опубликовали обращение к товарищам по партии с жесткой критикой политики большевистской верхушки, то есть, в сущности, Ленина. Большевистский центр, утверждали они, «совершенно отрезанный от России стал, по существу, тайным кружком бывших большевиков и окончательно перестал считаться с мнениями и настроениями русских организаций. Их попытки повлиять на его решения встречали то простую канцелярскую отписку, то прямую насмешку. Поскольку же ему надо было воздействовать на общественное мнение партии, он старался делать это путем денежной зависимости, в которую он ставил как отдельных членов партии, так и целые организации». Сложно не заметить сходства этого критического выпада с тем, что писал Коба.
Намеченные в Русское бюро меньшевистские кандидаты войти в него отказались, и оставшийся практически в одиночестве Макар-Ногин безуспешно пытался уговорить столичных меньшевиков кооптировать кого-то на их место[198]
.