Сталин и деньги

Это столкновение разных точек зрения приводило к рез­кой критике сохранявшихся еще в нашей экономической нау­ке пережитков прежних взглядов. В дискуссионной литерату­ре бытовали особые термины: юровщина, соколовщина, озеровщина. Эндрю Юр, британский экономист начала XIX века, впервые сумел показать, что при создании крупной капи­талистической промышленности продолжается массовое разделение труда. Он учил предпринимателей, как луч­ше использовать этот фактор, и в своей книге «Философия фабрики» выступил апологетом буржуазного предпринима­тельства. Л. Н. Юровский был автором многочисленных со­чинений о денежном обращении и советской денежной по­литике в 20-е годы. Странная комбинация фамилий Юра и Юровского как раз и именовалась юровщиной. П. А. Соко­ловский, русский экономист народнического толка, написал в конце XIX века ряд работ, посвященных сельскому креди­ту, в котором автор видел панацею от всех бед в деревне. И. X. Озеров, известный профессор финансов начала XX столе­тия, в своих книгах «Русский бюджет» и «Основы финансовой науки» декларировал капиталистический взгляд на пробле­мы товарно-денежного обращения.

Взгляды сторонников этих теоретиков в конце 20-х годов проникали в вузовские учебники, пособия и лекции. Стояла, однако, задача не только всесторонне разработать в противо­вес им теорию социалистических финансов, но и правильно обучить практиков финансового дела, тех, кому предстояло регулировать плановое хозяйство и заботиться об укреплении советского рубля. С этой целью была организована сеть фи­нансово-экономических институтов и курсов. 1930 год явил­ся в данном отношении годом коренной перестройки сис­темы высшего образования как в целом, так и в финансовой сфере. Вводились новые программы и учебные планы, обога­щенные марксистско-ленинскими теоретическими дисципли­нами. При институтах шире и чаще, нежели раньше, образо­вывались рабочие факультеты. Имелся такой рабфак и при на­шем Московском финансово-экономическом институте.

Партия направила на обучение в вузы многих коммуни­стов и комсомольцев. «Партийная тысяча» фактически раз­рослась до десятков тысяч коммунистов, ставших студента­ми по большевистским путевкам. В результате вузовской ре­формы из институтов стало выходить все больше отличных работников — кредитников и финансистов, далеких от узкой специализации и вооруженных марксистско-ленинской ме­тодологией. Они обладали познаниями и в бюджетном деле, и в кредитном, и в сберегательном, и в налоговом. Я не раз встречал в последующие годы выпускников МФЭИ и дру­гих таких же вузов на разных участках народного хозяйства. Многие из них занимали высокие посты в министерствах, ву­зах, на предприятиях.

Когда я учился в МФЭИ, в СССР существовала шестиднев­ная рабочая неделя (пять дней трудились, шестой отдыхали).

Никто не вел счет от воскресенья к воскресенью. Пять учеб­ных дней удваивались. Получалась декада. Она лежала в осно­ве вузовского учебного плана, охватывавшего в МФЭИ 104 де­кады. 56 из них отводилось на институтские занятия, 37 — на производственные. Общий срок обучения равнялся трем с по­ловиной годам. Однако не у всех. Дело в том, что МФЭИ при­надлежал к так называемым военизированным институтам. Его выпускники получали начальное воинское звание в груп­пе среднего командного состава Красной Армии. Поэтому 11 декад отводилось под военное обучение. Но я, как командир РККА, от полного прохождения курса воинских дисциплин был освобожден и в результате закончил вуз за три года.

Производственные занятия шли легко. Немало помог­ла мне практика почти восьмилетней работы в финансовых органах. Со многими вопросами я уже сталкивался ранее в рамках уездных, районных, окружных и областных финансо­вых учреждений, в которых работал, и мог поэтому помогать менее опытным товарищам. Такие учебные дисциплины, как счетоведение, планово-балансовый анализ, государственный бюджет, кредит, финансовое планирование, государственные доходы, местные финансы, отняли у меня в процессе подго­товки сравнительно немного времени. Наибольшие трудно­сти я испытал при изучении иностранных языков.