Формулировка, в которую Мао Цзэдун облек свой отказ поставить подпись под договором наряду со Сталиным, была формально безукоризненной, но, по существу, оскорбительной для Сталина и советской стороны. Прежде всего, вообще отказ от предложения Сталина выступить на мировой арене на одном уровне с ним сам по себе выглядел как неприличное действие. Во-вторых, Мао Цзэдун поставил вопрос таким образом, что он поручает подписать договор как бы своему «меньшому брату», своему подчиненному чиновнику; тем самым, кстати сказать, прозрачно намекая на то, что этот договор не является, с его точки зрения, документом первостепенной важности, документом о вечной и нерушимой дружбе, а лишь временным вынужденным договорным актом, который не может стать вечным и главнейшим до тех пор, пока Россия не признает свою «историческую вину» перед Китаем и не возвратит Китаю якобы принадлежащие ему территории, по крайней мере полтора миллиона квадратных километров. Это тоже было выражение шовинистической натуры и высокомерия со стороны Мао Цзэдуна. В-третьих, Мао Цзэдун, по сути дела, сказал, что полагает Сталина ровней только Чжоу Эньлаю, который у него, Мао Цзэдуна, является только распорядителем делами правительства. Мао Цзэдун позволил себе сказать, что он и Сталин— деятели разного калибра, имея в виду, конечно же, не только чисто формальные моменты, которые действительно существовали, но и то, что его собственный политический вес в истории тяжелее, чем вес Сталина, что он, Мао Цзэдун, орудие более крупного калибра, чем Сталин. А ведь, по сути дела, и Сталин, и Мао Цзэдун занимали равное положение в своих странах, для своих народов, будучи их вождями. С чисто формальной точки зрения, и мы об этом уже упоминали, Сталин был главой исполнительной власти, то есть председателем Совета министров СССР. Мао Цзэдун был главой законодательной власти, то есть председателем Центрального народного правительства. При желании, если бы Мао Цзэдун захотел принять предложение Сталина, он, очевидно, мог бы настоять на таком изменении или толковании соответствующих юридических актов в КНР, что это дало бы ему возможность предстать перед народами Китая и России (КНР и СССР), перед всем миром в качестве мирового лидера, который по своему калибру равен Сталину и который подписал международный договор, имевший шанс получить известность в качестве «пакта Сталина—Мао Цзэдуна». Мао Цзэдун не хотел всего этого.
Одним словом, Сталин имел основания быть недовольным позицией Мао Цзэдуна по этому вопросу и его отношением к предложению вместе поставить подписи под двусторонним договором о союзе и дружбе.
Однако Сталин и в данном случае пошел на компромисс, поступился этими все-таки формальными и второстепенными моментами ради того, чтобы сделать главное, то есть добиться появления договора, связывающего СССР и КНР отношениями союза и дружбы.
Можно посмотреть на этот вопрос и по-иному. Вряд ли Сталин не знал о том, что Мао Цзэдун по должности—глава законодательной власти в КНР, а потому в его прерогативы не входит подписание международных договоров. Однако перед Сталиным стояла задача сохранить свой престиж и не дать возможности выступать с нападками на его позицию в Китае. Сталин предложил Мао Цзэдуну совместно подписать новый советско-китайский договор, зная, что Мао Цзэдун откажется от этого. Но честь была, как говорится, предложена. Кроме того, такое предложение Сталина свидетельствовало о том, что Сталин выступает за принцип равенства в отношениях. Он подчеркнул тем самым, что полагает Мао Цзэдуна фигурой, равной себе.
Далее, Сталин знал, что Мао Цзэдун предполагает призвать в Москву Чжоу Эньлая, в частности, имея в виду, что именно Чжоу Эньлай будет от имени КНР подписывать новый советско-китайский договор. Сталин, конечно же, не мог допустить того, чтобы под договором стояли подписи Чжоу Эньлая и его самого, то есть Сталина. Это было бы своего рода неравноправие. Мао Цзэдун в этом случае оказывался формально и внешне как бы выше Сталина. Таким образом, Сталин формально предложил Мао Цзэдуну подписать договор вместе с ним. Отказ Мао Цзэдуна развязывал Сталину руки, давал ему предлог и повод не подписывать договор наряду с Чжоу Эньлаем. Сталин выдвинул на роль полномочного представителя с советской стороны А. Я. Вышинского, в то время министра иностранных дел СССР. Таким образом, и оказалось, что с советской стороны договор подписал государственный деятель меньшего калибра, чем Чжоу Эньлай. В то же время открыто или с полным основанием осуждать СССР за это Мао Цзэдун не имел возможности, ибо Сталин сам первым предложил ему подписать договор вместе с собой.
Так, в результате сложных маневров, сохраняя лицо, обе стороны вышли из трудного положения, создававшегося в связи с формальным вопросом о том, кто подпишет договор. При этом партнеры оказались изобретательны и изворотливы, пожалуй, действительно в равной степени. Они сыграли в данном случае, как говорится, вничью.