Сталин и Мао. Два вождя

Более всего Мао Цзэдун был возмущен и раздосадован тем, что эпизод с Чэнь Бода помешал ему в полной мере развернуть свою аргументацию и выполнить план беседы со Сталиным, который Мао Цзэдун наметил заранее.

Чэнь Бода же даже после окончания беседы и возвращения в резиденцию делегации, в отведенную ему комнату, находился на вершине блаженства. Он переживал свой триумф: его похвалил сам Сталин. В этот момент раздался стук в дверь, и Чэнь Бода передали записку Мао Цзэдуна: «Ты не будешь присутствовать при следующей беседе!»

Чэнь Бода был поражен как громом, у него искры посыпались из глаз, и он рухнул на кровать.

На этом злоключения Чэнь Бода не кончились.

Спустя несколько дней Мао Цзэдуну потребовалось составить проект документа. Он послал за Чэнь Бода, но оказалось, что того нет на месте.

Секретарь по секретному делопроизводству Е Цзылун доложил Мао Цзэдуну, что Чэнь Бода переехал в посольство.

Мао Цзэдун никак не мог успокоиться: «Как это он переехал? Зачем он уехал в посольство?». «Он мой секретарь, здесь его место работы, подле меня! Почему он мне ничего не сказал прежде, чем перебраться в посольство?»

Мао Цзэдун приказал вернуть Чэнь Бода из посольства.

Его немедленно доставили. Чэнь Бода повинился перед Мао Цзэдуном. Оказалось, что у Чэнь Бода в Москве учился сын, которому было 16 лет и с которым Чэнь Бода не виделся много лет; вот он и решил провести с сыном в посольстве несколько дней...

Мао Цзэдун никак не утихал: «А почему ты переехал, не получив моего согласия? Где у тебя, в конце-то концов, место работы? Да ты понимаешь, что такое дисциплина?»

Увидев Мао Цзэдуна в гневе, Чэнь Бода понял, что дело серьезное, результаты его могут быть непредсказуемыми. Чэнь Бода опустил голову и начал каяться во всех смертных грехах. Обещал, что такое больше никогда не повторится.

Мао Цзэдун любил, чтобы люди каялись перед ним в ошибках. Тогда он, исходя из того, что человек оказывался, как говорится, у него на крючке, то есть в полной зависимости от него, подчеркивал, что он желает проявить великодушие, и обычно давал провинившемуся возможность исправиться, иначе говоря, доказать свою преданность Мао Цзэдуну.

Вот и на этот раз Мао Цзэдун поступил точно так же. Он оставил Чэнь Бода при себе. А через несколько дней и произошел эпизод с балетом «Красный мак», в котором Чэнь Бода пришлось сыграть свою роль.

Дело в том, что советская сторона пригласила Мао Цзэдуна на просмотр балета Р. М. Глиэра «Красный мак» в Большом театре.

Очевидно, что это ни в коей мере не был шаг, которым Мао Цзэдуну пытались навязывать трактовку событий в Китае, советско-китайских отношений и т. п. Во всяком случае, сознательно такая задача не ставилась. Советские хозяева, в том числе высшие кураторы советского искусства в ЦК ВКП(б), действительно полагали, что постановка балета «Красный мак»—это вклад в дело развития дружбы советского и китайского народов, проявление симпатий к Китаю; это был единственный в балетном искусстве спектакль на китайскую тему.

Одним словом, в Москве думали, что посещение Мао Цзэдуном спектакля Большого театра, а именно балета «Красный мак», выльется в очередную демонстрацию советско-китайской дружбы.

На практике все получилось по-иному.

Мао Цзэдун, очевидно прислушавшись к словам своих экспертов, а возможно, и потому, что при его изощренно подозрительном взгляде на все действия и слова советских партнеров он с самого начала, только узнав, что ему предлагают посмотреть спектакль на китайскую тему, да еще с названием «Красный мак», решил проявить осторожность.

Мао Цзэдун исходил, очевидно, прежде всего из того, что в СССР вообще не понимают Китай и, следовательно, не могут правильно отобразить китайские реалии. В этом смысле он даже интуитивно, а возможно и сознательно, решил на этом примере еще раз дать почувствовать Сталину, что он, Мао Цзэдун, является единственным человеком, который правильно толкует события в Китае, что все, что делается в этом плане в ВКП(б) и в СССР, в том числе и в руководстве партии и государства, да и деятелями литературы и искусства, все это проявление предвзятого и неверного взгляда на Китай, который он, Мао Цзэдун, будет исправлять при всякой возникающей для него возможности.

Кстати сказать, Мао Цзэдун не мог себе представить, что балет «Красный мак» мог быть поставлен в Москве не специально для того, чтобы пропагандировать неверные, в том числе и прежде всего сталинские, взгляды на взаимоотношения России и Китая, русских и китайцев, русской и китайской революции. Для Мао Цзэдуна это было мелкое проявление большой политики. Конечно же, он не мог просто поддаться на такого рода «провокацию» и сразу же принять приглашение посетить спектакль в Большом театре.

Мао Цзэдун отправил на предварительный или испытательный, разведочного характера просмотр именно Чэнь Бода и своего советника-переводчика Ши Чжэ, то есть тех двух людей из своего окружения, которые знали русский язык.