Сталин и народ. Почему не было восстания

Некоторые трудпоселенцы убегали за границу. Но это были единичные случаи. Что касается основной массы трудпоселенцев, проживавших в непосредственной близости от границы, то чекисты и пограничники никогда не усматривали в их поведении каких-либо признаков, которые можно было бы истолковать как намерение уйти в сопредельные страны (Финляндию, Афганистан, Китай). Такое поведение трудпоселенцев нельзя объяснять только боязнью задержания при попытке перехода границы и последующего сурового наказания. Оно проистекало из традиционной крестьянской психологии, согласно которой другие страны рассматривались как чужой, «басурманский» мир. Свое же государство, которое хоть их и ограбило и выселило из родных селений, по-прежнему считалось своим государством, своей страной, родиной в широком плане. Трудпоселенцы были составной частью той геополитической и этносоциальной общности, называвшейся тогда советским народом, хотя судьба и забросила их как бы на обочину этой общности. Но только на обочину, а не вне ее. Несмотря на серьезные претензии к собственному государству, эти люди не могли преодолеть в себе психологический барьер, позволявший перейти в «басурманский» мир, в чужую этносоциальную среду. К тому же было ясно, что за кордоном им земли не дадут, что их там скорей всего ожидает участь безземельных чужаков и изгоев, а трудпоселенцы по духу оставались крестьянами, нацеленными на ведение индивидуального сельского хозяйства.

В 1930-х годах шел не только процесс направления людей в «кулацкую ссылку», но и имел место незначительный обратный процесс — процесс освобождения оттуда. Например, только в 1934–1938 годах из «кулацкой ссылки» было освобождено 31 515 человек как «неправильно высланных»[110]. Десятки тысяч людей были освобождены в связи с направлением на учебу, вступлением в брак с нетрудпоселенцами, передачей на иждивение и по другим причинам. Однако эти факты освобождения не имели широкого размаха и не могли серьезно подорвать «кулацкую ссылку».

Одним из каналов освобождения из «кулацкой ссылки» являлась передача на иждивение. В циркулярном распоряжении ГУЛАГа от 29 декабря 1931 года подчеркивалось, что передачу на иждивение следует производить только в крайних случаях[111]. На практике же эти «крайние случаи» исчислялись десятками тысяч. Коменданты трудпоселков вынуждены были оформлять передачу на иждивение одиноких инвалидов, больных неизлечимым недугом, престарелых, которые не могли самостоятельно обеспечить свое существование. Передача этих людей их родственникам — свободным гражданам, а также в дома старчества и т. п. осуществлялась только после того, как выяснялось, что в трудпоселках некому взять их на иждивение. Только в 1934–1938 годах из «кулацкой ссылки» было освобождено посредством передачи на иждивение 33 565 человек[112].

Первым правовым актом, реализация которого стала впоследствии (в конце 1940-х— начале 50-х годов) одним из главных каналов ликвидации «кулацкой ссылки», было постановление СНК СССР № 1143-280с от 22 октября 1938 года «О выдаче паспортов детям спецпереселенцев и ссыльных», текст которого приводится ниже полностью:

«Детям спецпереселенцев и ссыльных при достижении ими 16-летнего возраста, если они ничем не опорочены, паспорта выдавать на общих основаниях и не чинить им препятствия к выезду на учебу или на работу.

В целях ограничения въезда их в режимные местности, в графе 10 в выдаваемых паспортах делать ссылку на пункт 11 постановления СНК СССР № 861 от 28 апреля 1933 года, предусмотренную постановлением СНК СССР от 8 августа 1936 года за № 1441»[113].

Согласно этому постановлению, дети трудпоселенцев, если они лично ничем не были опорочены, по достижении 16-летнего возраста на персональный учета Отдела трудовых поселений ГУЛАГа НКВД СССР не ставились. 16-летние юноши и девушки получали паспорта на общих основаниях и могли покинуть трудпоселки, но с ограничением проживания в режимных местностях. Однако в первые месяцы после выхода этого постановления никаких освобождений не производилось, так как сотрудники Отдела трудовых поселений, ОМЗ УНКВД и комендатур не знали, по какому принципу это делать. Причем они никак не могли получить соответствующего разъяснения от вышестоящих инстанций. В одной из докладных записок Отдела трудовых поселений в ЦК ВКП(б) говорилось: «Необходимо разъяснение, как применять постановление от 22/Х—1938 года к достигшим 16-летнего возраста: к моменту издания постановления и позже или же ко всем детям трудпоселенцев, которые в момент высылки были моложе 16 лет. СНК дать такое разъяснение отказался. Необходимо ведомственное разъяснение, так как на местах идет большая путаница в этом вопросе»[114].