Сталин и писатели Книга первая

В первом правительственном сообщении об убийстве Кирова говорилось, что убийца — белогвардейский террорист, один из тех, что проникают в Советский Союз из Финляндии, Латвии и Польши. Несколькими днями позже советские газеты сообщили, что органами НКВД поймано и расстреляно 104 террориста-белогвардейца. Была начата бурная газетная кампания против «окопавшихся на Западе» белогвардейских организаций — в первую очередь Российского Общевойскового союза, — которые «уже не впервые посылают своих эмиссаров в Советский Союз с целью совершения террористических актов».

Это сообщение появилось в газетах 6 декабря. Но спустя десять дней — 16 декабря — все вдруг переменилось: были арестованы Зиновьев и Каменев. И на следующий день — 17 декабря — в передовой «Правды» убийство Кирова было приписано «подлым подонкам бывшей зиновьевской антипартийной группы». 23 декабря об аресте Зиновьева и Каменева было объявлено официально, а 18 января следующего года был опубликован приговор по делу Зиновьева, Каменева и других членов их «группы».

В эти дни у Сталина было много забот. С убийством Кирова все вышло не так гладко, как ему хотелось: об этом неопровержимо свидетельствует мельтешня с внезапной заменой одной версии — другой (заговор белогвардейцев — заговором оппозиционеров Зиновьева и Каменева). Естественно предположить, что в такой острый момент ему было не до Горького.

Но — нет! Именно тут Горький ему как раз и понадобился:

Дело происходило в декабре 1934 года, только что были арестованы Зиновьев и Каменев, которым намечалось предъявить обвинение в организации убийства Кирова. В эти дни Ягода передал Горькому задание написать для «Правды» статью с осуждением индивидуального террора. Сталин рассчитывал, что эту статью Горького в народе расценят как выступление писателя против «зиновьевцев». Горький, конечно, понимал, в чем дело. Он отклонил просьбу, услышанную от Ягоды, сказав при этом: «Я осуждаю не только индивидуальный, но и государственный террор!»

После этого Горький опять, на это раз официально, потребовал выдать ему заграничный паспорт для выезда в Италию. Конечно, ему вновь было отказано. В Италии Горький мог, чего доброго, действительно написать книгу, но она была бы совсем не та, какую мечтал иметь Сталин…

После смерти Горького сотрудники НКВД нашли в его вещах тщательно припрятанные заметки. Кончив их читать, Ягода выругался и буркнул: «Сколько волка ни корми, он всё в лес смотрит!»

(Александр Орлов. Тайная история сталинских преступлений. М. 1991, стр. 266—267.)

Эту реплику Ягоды приводят многие, и именно в связи с якобы обнаруженной после смерти Горького в его бумагах какой-то припрятанной тайной тетрадкой. Конечно, нельзя поручиться, что такая тайная тетрадка у Горького действительно была. И нет никаких документальных свидетельств, подтверждающих, что Ягода такую реплику действительно произнес. Но одно несомненно: у него были все основания пробурчать нечто подобное.

Остается ответить на последний вопрос: умер Горький «своей смертью», от многочисленных и достаточно тяжких своих болезней, или смерть его была насильственной — попросту говоря, убийством?

Кто только не задавался этим вопросом! И, как говорится, — сколько людей, столько и мнений.

Александр Орлов (оставшийся на Западе крупный чекист, автор книги «Тайная история сталинских преступлений») считает, что никто Горького не убивал, а криминальную версию эту выдумал Сталин, чтобы ко всем мнимым преступлениям своих политических противников добавить еще и это.

Нина Берберова, рассмотрев обе версии, оставляет вопрос открытым.

Валентина Ходасевич верит в естественную смерть Горького. Но при этом не сомневается, что сын Алексея Максимовича Макс был убит. А английский историк Роберт Конквест (автор знаменитой книги «Большой террор») придерживается прямо противоположного мнения.