Сталин и Рузвельт. Великое партнерство

[Когда мы вошли, Сталин] пригласил [нас] сесть за длинный стол, покрытый зеленым сукном. Он сначала не сел, молча походил по кабинету, [потом] остановился против нас и начал разговор: “Наши войска на Западном фронте ведут очень тяжелые оборонительные бои, а на Украине полный разгром… Украинцы вообще плохо себя ведут, многие сдаются в плен, население приветствует германские войска“.

Небольшая пауза, несколько шагов по кабинету туда и обратно. Сталин снова остановился возле нас и продолжал: “Гитлер начал крупное наступление на Москву. Я вынужден забирать войска с Дальнего Востока. Прошу вас понять и войти в наше положение“.

По моей спине побежал мороз, а на лбу выступил холодный пот… “Речь уже идет не только о потере Москвы, а может быть, и гибели государства…“

Он разложил свои бумаги на столе и, показывая пальцем на сведения о наличных войсках нашего фронта, обращаясь к Апанасенко, начал перечислять номера танковых и механизированных дивизий, артиллерийских полков и других особо важных соединений и частей, которые Апанасенко должен немедленно отгрузить в Москву»[506].

Борков вспоминает, что затем Сталин спросил Апанасенко, сколько у того противотанковых пушек, и, получив ответ, сказал: «Грузи и эти орудия к отправке!» И тут Апанасенко отскочил от стола и закричал: «…Ты что делаешь?!! А если японец нападет, чем буду защищать Дальний Восток?.. Снимай с должности, расстреливай, орудий не отдам!» Сталин сказал: «Успокойся, успокойся, товарищ Апанасенко! Стоит ли так волноваться из-за этих пушек? Оставьте их себе»[507].

Один из генералов вспоминает, что Сталин предупредил их: «Вы должны сделать все, чтобы не дать японцам никакого повода для вступления в войну и открыть против нас второй фронт. Если вы спровоцируете войну на Дальнем Востоке, мы отдадим вас под трибунал. Всего хорошего!»

14 октября немцы прорвали линию обороны советских войск у Можайска, всего в 120 километрах к северо-западу от Москвы. Это означало, что Москву почти взяли в тиски. 16 октября Москву охватил ужас. Московскую милицию отправили на фронт. Город замер: на улицах не было автобусов, троллейбусов, не работал метрополитен. Толпы охваченных паникой людей – семьи с пожитками и багажом – стремились оставить город, в воздухе пахло гарью от сжигаемых в учреждениях документов[508].

8 октября в Россию прибыли первые 48 истребителей «Кертис» «Р-40», полностью собранные и готовые к вылету. 13 октября Рузвельт телеграфировал Сталину, что через два дня из Соединенных Штатов будут отправлены 166 танков, через десять дней – 200 самолетов, 5 500 грузовиков – до конца месяца. Признаком охватившего Москву хаоса стала утеря из российского архива этой телеграммы. Пропала также следующая телеграмма Рузвельта от 25 октября, в которой сообщалось, что Россия окончательно и безоговорочно включена в программу ленд-лиза.

Учитывая неопределенность ситуации и приближение германских войск, 15 октября Сталин отдал приказ об эвакуации города.

Всем членам правительства, в том числе и Молотову, назначенному заместителем главы правительства, всему дипломатическому корпусу было приказано отправиться в Куйбышев, расположенный в месте слияния рек Самара и Волга в 950 километрах от столицы. Генштабу предстояло эвакуироваться в другой город на Волге. Научно-исследовательским институтам и театрам следовало отправиться в еще более отдаленные районы страны. Все важные объекты в Москве были заминированы, а архивы отправлены в Куйбышев.

Библиотеку и личные документы Сталина упаковали и отправили в Куйбышев. Его железнодорожный вагон и самолет «DC-3» находились в полной готовности. Дипломатам, которым сказали, что Молотов и Сталин присоединятся к ним, было приказано отправиться спецпоездом в Куйбышев. Вместе с другими москвичами, занимавшими ответственные посты, дипломаты вскоре после полуночи в полной темноте, освещаемые только вспышками от зенитных орудий, разместились в вагонах поезда. Шел сильный дождь со снегом. Переезд занял пять дней. В обстановке такого хаоса пассажиры питались только тем, что смогли взять с собой. Немцы едва не захватили поезд, но в самый последний момент были отброшены контратакой русской кавалерии. Артиллерийским огнем оказалось разрушено рельсовое полотно, его восстановили, но на это ушло много времени. В поезде находилась и вся труппа Большого театра, а также композиторы Арам Хачатурян и Дмитрий Шостакович. Все благополучно перенесли эту поездку, пополняя в пути запасы продуктов во время остановок на деревенских станциях и в колхозах.

В тот тяжелый день прибыли первые сибирские части из дивизии Белобородова и сразу же заняли позиции на главных подступах к Москве. Вслед за ними прибыли части морской пехоты и армейские дивизии. После их прибытия Сталин передумал покидать Москву и приказал всем наркомам – всем, кроме Молотова, который убыл в Куйбышев, – остаться с ним.