Сталин и Рузвельт. Великое партнерство

Выпускник Вест-Пойнта, полковник Феймонвиль, который занял пост военного атташе США в Москве еще в 1934 году, время от времени подвергался нападкам со стороны своих коллег и начальников, чей страх перед коммунизмом был настолько велик, что они считали: если он владеет русским языком и симпатизирует русской культуре, то он способен предать свою страну. В 1939 году армейское командование отозвало Феймонвиля в США и попросило ФБР поискать на него компрометирующую информацию, предполагая, что он является гомосексуалистом. ФБР провело тщательную проверку его биографии, начиная со школьной парты, и не обнаружило никаких фактов, свидетельствующих о каких-либо сексуальных отклонениях, кроме множества поощрений и благодарностей за добросовестную работу. Когда Гопкинс объявил, что Феймонвиль будет не только отвечать за программу ленд-лиза в Москве, но и представлен к званию бригадного генерала, вся военная верхушка, включая генерала Маршалла, была буквально ошеломлена и попыталась помешать этому, аргументируя свои возражения тем, что Феймонвиль якобы никогда не обращал особого внимания на инструкции. Но им пришлось уступить. Как признался Маршалл, «у Гопкинса были полномочия для работы с русскими, и они всегда перевешивали мои из-за его близости к президенту»[497]. У Феймонвиля были и другие влиятельные друзья, одним из которых был Джозеф И. Дэвис, писавший в 1939 году Рузвельту, что «и Молотов, и Сталин выразили свое доверие к здравомыслию, профессиональности и честности нашего военного атташе подполковника Филипа Р. Феймонвиля»[498].

Лоуренс Штейнгардт, американский посол в Советском Союзе, был довольно пугливым и не слишком инициативным человеком. Через три дня после вторжения германских войск он упаковал свои вещи в двадцать три ящика и семь чемоданов и отправил их так поспешно, что вещи ушли вообще без каких-либо опознавательных ярлыков и наклеек. В конце августа он отправил в Стокгольм жену Далси и пятнадцатилетнюю дочь. Не испросив на то разрешения Вашингтона, он отправил в Казань на Волге первого секретаря посольства Чарльза Дикерсона-младшего вместе с другим персоналом на грузовике с имуществом. Он думал, что русские выстоят. Он даже поделился своими мыслями с писателем Эрскином Колдуэллом, с которым он встретился в Москве: «Скорее возможно, чем невозможно, что история повторится»[499].

Он сделал немало, чтобы не понравиться Сталину. Как только начался процесс консультаций между двумя державами, Бивербрук и Гарриман быстро поняли, что Сталин не доверяет Штейнгардту. Сталин пожаловался Бивербруку, что посол соглашался с теми, кто говорил ему «абсурдные» вещи о предстоящей капитуляции Москвы. Сталину было известно, что Штейнгардт эвакуировал персонал посольства в Казань и в течение первых шести недель войны дважды впадал в панику, полагая, что у Москвы нет шансов на спасение. По словам Бивербрука, «Сталин жестко осуждал его за это»[500].

Сталин поинтересовался мнением Бивербрука о советском после Уманском. Бивербрук дипломатично ответил, что Уманский слишком многих раздражал своим «энтузиазмом» и бесконечными требованиями. Непопулярен Уманский был и в Вашингтоне. Он не нравился генералу Маршаллу, а Стимсон, который вообще его не переносил, как-то написал в дневнике: «Он просто аферист… У Гувера и в ФБР есть документы, из которых известно, что однажды он получал деньги от германского правительства… Он очень скользкий, ненамного умнее кошки и очень сильно отличается от двоих весьма порядочных и прямодушных русских мужиков, которые рядом с ним»[501].

Эта двое будут потом отозваны.

Во время общения со Сталиным Бивербрук заметил, что тот рисовал множество волков, заштриховывая фон красным карандашом.

Сталин был прав в своих претензиях к Штейнгардту, чье здоровье было серьезно подорвано из-за постоянных стрессов. Время от времени Штейнгардта охватывали панические настроения. 7 октября он телеграфировал в Вашингтон, что возвращается в США, затем изменил свое решение и 13 октября телеграммой сообщил, что его возвращение откладывается.

* * *

Операция по осаде Москвы под кодовым названием «Тайфун», разработанная ответственным за ее проведение германским генералом Федором фон Боком, началась в сентябре с наступления трех армий численностью два миллиона человек. По числу участников этой операции и ее значению для страны битва под Москвой стала величайшим сражением этой кампании. По данным историка Родрика Брейтвейта, автора книги «Москва 1941. Город и его люди на войне», она унесла жизни 926 000 советских людей.