Молотов заявил, что хочет выяснить, известно ли Рузвельту, что в Лондоне переговоры о границах не состоялись. Рузвельт подтвердил, что ему это известно. И добавил, что он «рад, что проблема границ не упоминалась… Сейчас пока не время».
Похоже, президент считал естественным такое положением дел, когда Черчилль и Сталин оба подчинились его воле.
Во время ужина Молотов начал довольно удачно излагать свои аргументы в пользу открытия «второго фронта». Он представил следующие доводы: безусловно, в интересах союзников отвлечь немецкие войска от России, пока Россия еще сильна, поскольку, если они смогут отвлечь сорок немецких дивизий, Красная армия будет способна нанести решающий удар и тем самым приблизить окончание войны. А в этом, подчеркнул Молотов, заинтересованы все наши страны.
Рузвельт заявил, что не существует никаких проблем с людскими ресурсами и военной техникой, есть лишь проблема с доставкой войск, и прежде всего – с десантными судами.
Молотов задал вопрос об общественном мнении Америки в отношении его страны. Рузвельт ответил, что большинство населения относится к Советскому Союзу «намного дружественнее», чем Конгресс.
После ужина Рузвельт перенес беседу в свой кабинет наверху, что обычно делал, принимая важных гостей, и попросил Молотова сесть рядом с ним на диван. Президент был бы очень огорчен (или, быть может, наоборот, долго смеялся бы), если бы имел возможность прочитать, как Молотов описал их беседу после ужина на диване (судя по всему, она не понравилась Молотову). «После ужина состоялась довольно длительная и бесплодная беседа», – говорилось в адресованной Сталину телеграмме. Молотов отметил, что президент пытался заставить его признать, что он принимал Молотова лучше, чем Черчилль: «Рузвельт спросил меня, принимал ли меня Черчилль и как он это делал, намекая на непринужденность и искренность общения с ним, Рузвельтом. Я ответил, что я очень доволен гостеприимством Рузвельта, как, впрочем, и Черчилля, который просидел со мной два вечера почти до двух часов ночи».
Во время беседы Рузвельт заверил Молотова, что он уже приказал своим генералам начать подготовку к главной операции вторжения через Ла-Манш, назначенной на 1943 год. Заметив, что его генералы не слишком поддерживают этот план, президент упомянул о готовности в 1942 году понести потери, организовав десантирование во Франции от шести до десяти дивизий: «Необходимо пойти на такие жертвы, чтобы помочь СССР в 1942 году. Возможно, нам придется пережить второй Дюнкерк и потерять 100 000–120 000 человек»[571]
.Молотов ответил, что десантирования от шести до десяти дивизий будет недостаточно. Он упомянул о жестоких боях, которые предстоит вести Красной армии летом нынешнего года.
Затем Рузвельт вернулся к своей идее послевоенного устройства мира, заметив, что намерен начать после войны процесс разоружения с целью гарантировать мир по меньшей мере на двадцать пять лет вперед.
Послевоенное устройство мира заботило и Сталина, именно об этом свидетельствуют его энергичные усилия по заключению с Великобританией договора, определяющего послевоенные границы Советского Союза. А теперь Сталину предстояло узнать из докладов Молотова, что Рузвельт по-прежнему настроен на создание организации, которой предстоит обеспечить длительный мир. Это означало, что президент рассчитывает на то, что Сталин не только поддержит его идею послевоенного мира, но и поможет ему осуществить ее. По сути дела, Рузвельт предложил Сталину партнерство в послевоенный период и
Каждый вечер Молотов отправлял Сталину отчет о проведенных в течение дня беседах. Для этого он специально взял с собой из Москвы небольшую группу секретарей. Сталину передавались высказывания и идеи Рузвельта. В ответных телеграммах Сталина содержалось указание соглашаться с президентом:
«Соображения Рузвельта насчет охраны мира после войны совершенно правильны. Не может быть сомнения, что без создания объединенной вооруженной силы Англии, США, СССР, способной предупредить агрессию, невозможно сохранить мир в будущем. Хорошо бы сюда включить Китай. Что касается Польши, Турции и других государств, думаю, мы вполне справимся и без них, потому что военной мощи трех-четырех государств будет совершенно достаточно. Передай Рузвельту, что ты снесся с Москвой, обдумал этот вопрос и пришел к выводу, что Рузвельт совершенно прав и его позиция получит полную поддержку со стороны Советского правительства.
СТАЛИН»[572]