Сталин и Рузвельт. Великое партнерство

Сталин, который и в самом деле руководствовался заботой о будущем России, стал вдруг по русским стандартам удивительно открытым для новых союзников. Он, как и Рузвельт, всегда смотрел далеко вперед. В конце весны 1943 года он отозвал в Москву советских дипломатов, обладавших самыми глубокими знаниями о союзниках (США и Великобритании) для составления проекта послевоенного устройства мира. Литвинов должен был приехать к концу мая, а Майского в середине августа известили о том, что он назначается заместителем наркома иностранных дел. В качестве председателя правительственной комиссии по репарациям ему предстояло разработать пакет требований, которые будут предъявлены Германии после окончания войны. Новости об отзыве дипломатов породили волну слухов, охвативших все три столицы, о том, что внезапные замены послов вызваны недовольством Сталина в отношении союзников (пресса и другие дипломаты в Москве тут же объяснили отзыв послов ухудшением отношений внутри «Большой тройки»; сообщалось даже, что Громыко якобы предрек «некий крутой поворот в советской внешней политике»). Чтобы как-то нейтрализовать эти опасные слухи, Сталин предпринял беспрецедентный шаг с целью заверить Рузвельта, что ни один из таких слухов не имеет под собой никаких оснований, а эти перемены объясняются лишь необходимостью поддержки текущего внешнеполитического курса. В своем отчете президенту посол Уильям Стэндли писал: «Сталин сообщил мне лично, что хочет держать под рукой тех, кто хорошо осведомлен о ситуации в Лондоне и Вашингтоне»[638]. Стэндли также сообщил, что Молотов тоже говорил ему: отзыв дипломатов объяснялся необходимостью посоветоваться с ними, поскольку советское руководство испытывало дефицит информации.

Замена послов изменила ситуацию. Молотов был менее разговорчивым человеком и относился к новым союзникам России гораздо циничнее Сталина. Литвинов, назначенный в 1930 году наркомом иностранных дел, был всегда настроен против Гитлера. При нем СССР заключил в 1934 году договор с Францией и вступил в Лигу Наций. Это дало повод Молотову вести интриги против Литвинова вплоть до 1939 года, когда он сменил Литвинова на посту наркома, и случилось это только потому, что Сталин решил изменить советскую внешнюю политику и начать тесное сотрудничество с Гитлером. Сталину было известно о расхождениях в позициях Молотова и Литвинова в отношении стран Запада. Поэтому только когда президент Рузвельт предложил Советскому Союзу обширную помощь по ленд-лизу (после начала операции «Барбаросса» в 1941 года), Литвинов вновь обрел статус дипломата и стал новым послом в США.

Молотов на посту наркома иностранных дел постоянно ограничивал доступ Сталина к информации, поступающей от послов. Он хотел, чтобы Сталин обращался за такой информацией лично к нему. Особенные ограничения ввел Молотов для Литвинова, который был проамерикански настроен, чувствовал себя значительно более комфортно в общении с американцами и поддерживал с ними хорошие отношения, в том числе с Джозефом И. Дэвисом и Дином Ачесоном, с которыми (как и с другими) общался по-дружески. (7 декабря Литвинов, только что прибывший в США, завтракал вместе с Джозефом И. Дэвисом, когда тому позвонил президент Рузвельт и сообщил, что японцы бомбили Перл-Харбор. Литвинов именно в этот день прибыл в Соединенные Штаты для исполнения своих обязанностей посла Советского Союза[639].)

В мае 1943 года, готовясь к возвращению в Россию, Литвинов нанес прощальный визит Самнеру Уэллсу и попросил его в этот раз не вести протокол их беседы (заметим, что Уэллс проигнорировал эту просьбу и в подробностях зафиксировал содержание беседы, которая приводится ниже). В свете того факта, что Сталин отзывал его домой для оказания содействия в разработке планов на будущее, любопытно ознакомиться с полуправдами Литвинова, его лживыми заявлениями и ревнивыми бреднями, поскольку они позволяют заглянуть в душу этого дипломата. Конечно же, он, как и любой другой человек в его положении, вынужден был с большой неохотой покидать Вашингтон, средоточие силы и благополучной жизни, чтобы вернуться в находившуюся на военном положении Москву. Он и Ачесон успели подружиться, а их жен – англичанку Айви Лоу Литвинову и Элис Стэнли Ачесон – сблизило увлечение живописью. Обе пары так часто обедали вместе, что сидевшая рядом с Ачесоном Айви Литвинова время от времени просила своего соседа поискать своей длинной ногой под столом ее туфли, которые она имела обыкновение сбрасывать с ног во время обеда.