Сталин и Рузвельт. Великое партнерство

Подготовка органов НКВД к конференции велась очень тщательно. По свидетельству Павла Судоплатова, ответственного в НКВД за проведение специальных операций (именно он планировал убийство Троцкого в Мексике), еще в конце декабря Молотов собрал на совещание руководство всех разведывательных служб и попросил поделиться имеющимися данными: что оно думало о способности немцев продолжать войну, а также о возможности установления в будущем мирных отношений с Великобританией и США. То, что ему сообщили, можно было счесть хорошими новостями: ни у американской, ни у британской делегаций нет конкретных планов послевоенной политики в отношении стран Восточной Европы; «американцы были готовы идти на компромисс… у них гибкая была позиция по поводу нашего участия в разделе влияния в послевоенной Европе»[827]. По свидетельству Судоплатова, офицеры военной разведки были уверены, что «политическое развитие событий… будет легко предугадать». Присутствие Красной армии на освобожденных территориях будет означать де-факто, что временные правительства окажутся под советским контролем даже при условии проведения демократических выборов.

* * *

Дальнейшие действия русских, которые они практиковали многие годы, объяснялись свойственными им подозрительностью и боязнью в отношении иностранцев. Судоплатову было приказано изучить каждого приезжающего в Ялту американского участника персонально и составить его психологический портрет. (Так, например, Элджера Хисса Судоплатов охарактеризовал как «сочувствующего интересам Советского Союза и ярого сторонника послевоенного сотрудничества между американскими и советскими учреждениями», но все же не назвал его потенциальным агентом.)

* * *

Продолжая свою практику заблаговременного доведения до Сталина своего мнения по поводу назревших проблем (такой метод Рузвельт впервые опробовал в ходе визита Молотова в Вашингтон в 1942 году), президент поручил Гарриману заранее обсудить на встрече с Молотовым и Майским те вопросы, которые Рузвельт хотел рассмотреть в Ялте. Из дневниковой записи Молотова от 20 января становится ясно, что важнейшим таким вопросом являлась повестка дня конференции («президент, конечно, не имеет в виду предложить какую-либо конкретную повестку»[828]). Именно такую повестку Гарриман представил Молотову. В нее вошли «все вопросы, касающиеся будущего Германии, включая ее раздел, и все другие… вопросы, которые остались открытыми после конференции в Думбартон-Оксе. Кроме того, президент хочет поговорить о Польше. Он также хочет обсудить политические и военные аспекты войны на Тихом океане и в Европе», – записал в своем дневнике Молотов.

Гарриман спросил: «Какие вопросы хотел бы поднять маршал Сталин?» Молотов ответил: «Советское правительство не подготовило никакой повестки и не будет ее предлагать… Маршал Сталин будет готов обсудить с президентом любые вопросы, которые президент пожелает поднять». Как и в Тегеране, Сталин пропускал ход. Намекая на то, что в ходе переговоров может быть поднята тема торговли в послевоенное время и предоставления кредитов, Гарриман заметил, что в команду президента войдет руководитель структуры, отвечающей за мобилизацию промышленности, – Джеймс Бирнс.

Позднее, двадцатого февраля, Гарриман встречался с Майским. Занимаясь послевоенными проблемами, Майский хорошо знал, что именно заботило Франклина Рузвельта. Их переговоры были весьма плодотворными. Майский делал аккуратные пометки. Он, в частности, отметил обеспокоенность президента в связи со следующими проблемами: «Его очень интересуют, прежде всего, два вопроса: a) будущая международная организация, отвечающая за безопасность… Нынешняя политическая атмосфера в США благоприятствует… усилению американского участия в будущей международной структуре. Мы должны воспользоваться этим моментом. Позднее могут вновь возникнуть изоляционистские настроения, которые создадут нам лишние сложности; б) послевоенная судьба Германии… Все сводится к двум проблемам: проблеме раздела Германии и проблеме немецких репараций». Тут Рузвельт, по словам Гарримана, забросил хорошую наживку: «Как только война с Германией закончится, можно было бы поговорить и о кредитах для Советского Союза». По свидетельству Майского, президент попросил советскую сторону «составить подробный список своих пожеланий… а также представить свои предложения, которые способствовали бы тому, чтобы по окончании войны американская промышленность могла бы немедленно приступить к поставкам товаров по советским заказам». (курсив авт.)