Еще в конце декабря Рузвельт просил Сталина встретиться с офицером из штаба Эйзенхауэра для координации действий Красной армии на Восточном фронте и армий союзников на Западном. В те дни армии Эйзенхауэра вели бои в Арденнах, последнем оплоте гитлеровской армии на западе, а Красная армия форсировала Вислу и наступала в направлении Берлина. Сталин ответил незамедлительно: «Разумеется, я согласен с Вашим предложением, так же как согласен встретиться с офицером от ген. Эйзенхауэра и устроить с ним обмен информацией»[845]
. Результатом этой договоренности стала встреча 15 января Сталина в его кремлевском кабинете с маршалом ВВС Великобритании Артуром Теддером, заместителем Эйзенхауэра, и группой других офицеров из Верховного командования союзных экспедиционных сил. Теддер сообщил советскому премьеру, что немцев удалось отбросить назад к границе Германии, и показал на карте позиции, занимаемые воюющими армиями. Сталин ответил, что только непогода препятствует началу широкого наступления Красной армии в поддержку союзников, но сейчас войска начнут наступление, несмотря на плохую погоду. «У нас хоть и нет договора, но мы товарищи, – сказал он Теддеру. – Это правильно и разумно, мы должны помогать друг другу в критических ситуациях. Для меня было бы глупо стоять в стороне, когда немцы уничтожают вас, да и вы заинтересованы сделать все, чтобы не дать немцам уничтожать меня»[846].Сталин был удовлетворен результатом обмена информацией и сведениями Теддера о планируемых боевых операциях. После завершения встречи он сказал Теддеру: «Это то, чего я хотел: ясный и деловой ответ без дипломатических утаиваний»[847]
. Рузвельту Сталин написал: «Взаимная информация получилась достаточно полная. С обеих сторон были даны исчерпывающие ответы на поставленные вопросы. Должен сказать, что маршал Теддер производит самое благоприятное впечатление»[848].Опираясь на результаты первого и полноценного обмена военными данными, русские приехали в Ялту подготовленными вести разговор на конференции так же открыто, как это сделал Теддер. Теперь по приказанию Сталина документ о положении на фронте и результатах наступления Красной армии зачитал генерал Антонов, заместитель начальника советского Генерального штаба. Он пояснил собравшимся, что советские вооруженные силы начали январское наступление даже раньше запланированного срока (несмотря на густой туман и крайне низкую видимость), чтобы ослабить давление на армии союзников, ведущих тяжелые бои в Арденнах; что за восемнадцать дней продвижения советских войск на Восточном фронте со средней скоростью 24–29 километров в сутки на некоторых участках они уже вышли к Одеру.
Когда президент Рузвельт спросил, не планируется ли подогнать ширину немецкой железнодорожной колеи под русский подвижной состав, Сталин сослался на Антонова: «Немецкие железнодорожные линии по большей части сохранят размер колеи».
После доклада Антонова генерал Маршалл кратко изложил ситуацию на Западном фронте. Наступление немцев в Арденнах отражено («германский клин в Арденнах ликвидирован»), союзные войска ведут наступательную операцию в южном секторе к северу от Швейцарии, а фельдмаршал Монтгомери, командующий 21-й группой армий союзников, и Девятая армия США продвигаются в направлении Дюссельдорфа. Планируется завершить форсирование Рейна, но не раньше 1 марта из-за ледовой обстановки и сильного течения.
Обсуждение продолжилось рассмотрением дополнительных сведений генерала Маршалла о положении на Западном фронте, просьбы Черчилля об оказании советскими войсками помощи в подводной войне путем захвата Данцига, где велась постройка подводных лодок, а также заслушиванием подробных разъяснений Сталина о тактике советских войск, продвижении войск и немецких потерях. Сталин описал специальную тактику советской артиллерии, наносящей удары по противнику одновременно из трехсот-четырехсот орудийных стволов. Становилось все очевиднее, что Сталин полностью владеет информацией об обстановке на фронтах и непосредственно руководит боевыми операциями Красной армии.
Возникали и диссонансные нотки. «Чего бы хотели союзники от Красной армии?»[849]
– с живостью спросил Сталин. Черчилль ответил, что он «хотел бы выразить чувство признательности англичан и, как он убежден, американцев тоже, за мощное массированное и успешное наступление советских войск». Ответ не понравился Сталину. Ему не нужна была ничья признательность за действия, которые он считал единственно правильными. «Советский Союз не связан какими-либо тегеранскими договоренностями о проведении зимнего наступления, – раздраженно сказал он, – и вопреки тому, что думают некоторые, на этот счет к нам не обращались ни с требованиями, ни с просьбами». Он упомянул об этом, «только чтобы подчеркнуть решимость советских руководителей… которые действовали так, как подсказывал им моральный долг перед союзниками».