Сталин и Рузвельт. Великое партнерство

Антироссийские настроения всегда существовали даже в ближайшем окружении Рузвельта во время войны (они отмечались даже у его основных помощников, в том числе у адмирала Уилсона Брауна и адмирала Лихи), хотя в интересах своей карьеры и с учетом неординарной личности Рузвельта эти лица, как и многие другие, пока он был жив, держали свое мнение при себе. Постоянно находившийся в Штабной комнате лейтенант Элси неоднократно слышал, как оба эти адмирала, чувствуя себя в безопасности, высказывались о Рузвельте весьма критически. «Оба были обеспокоены его «единоглобальностью», этот насмешливый термин они использовали в отношении взглядов идеалистов, проповедовавших философию «единого мира»… Они высказывали свои опасения громко и часто»[1169], – вспоминал Элси. После смерти Рузвельта антироссийские настроения, которые больше никто не сдерживал, прочно овладели всей страной. При Трумэне в повседневной внешнеполитической практике выстраивания отношений с Россией стали прислушиваться, прежде всего, к голосам таких лиц, как Джордж Кеннан, «длинная телеграмма»[1170] которого явилась основой для послевоенной американской «политики сдерживания», и Джозеф С. Грю, заместитель госсекретаря (оба считали нормализацию отношений с Советским Союзом невозможной и нежелательной, оба, вместе с А. Гарриманом, в 1933 году выступали против установления дипломатических отношений с Советским Союзом). Кеннан отличался такими экстремистскими настроениями, что выступал против вступления США в Организацию Объединенных Наций, поскольку Россия являлась ее членом. Это предельно четко просматривается в письме, которое Чарльз Болен получил от Кеннана в феврале 1945 года в Ялте. В нем Кеннан подвергает критике всю внешнюю политику Рузвельта. «Я не вижу причин, почему мы должны связывать себя с этой политической программой, которая так враждебна интересам Атлантического сообщества в целом, так опасна для всего, что нам необходимо сохранить в Европе, – писал Кеннан Болену. – … Планы по созданию Организации Объединенных Наций следует похоронить как можно быстрее, потому что единственным практическим результатом создания этой международной организации будет то, что Соединенные Штаты будут связаны обязательствами защищать непомерно раздутую и недееспособную российскую сферу влияния»[1171].

Рузвельт был прагматиком, который решал политические проблемы. Он с самого начала предполагал неизбежность советского влияния в Восточной Европе, предполагал, что стремление Сталина добиться такого влияния было основано на желании защитить границы России. Если бы Сталин настаивал, Рузвельт согласился бы даже на советский контроль над Финляндией в послевоенный период. Он признался в этом в 1943 году, еще до Тегеранской конференции, в письме кардиналу Фрэнсису Спеллману, архиепископу Нью-Йорка. Польша, Прибалтика, Финляндия, перечислял он, «лучше отдать их ему изящно… Что мы можем поделать?»[1172] Он надеялся, продолжал Рузвельт, что через десять или двадцать лет «под европейским влиянием русские станут меньшими варварами». Рузвельт никогда не признавал это публично, и во время встречи со Сталиным в Ялте он добился определенных ограничений на советское влияние на своих сателлитов, заставив Сталина подписать соответствующие документы, а в июне под давлением Гопкинса тот вновь подписал аналогичные документы уже в Москве. Рузвельт смотрел в будущее – и делал ставку на то, что Сталин, который пережил две немецкие агрессии, будет создавать санитарный кордон из восточноевропейских стран, чтобы навсегда защитить Россию от будущих агрессий, но не будет строить никаких военных планов в отношении Западной Европы.

Уяснив, наконец, после обсуждения с Гопкинсом, те проблемы, которые беспокоили США, и необходимость соответствовать ожиданиям международной общественности, Сталин в июне согласился, чтобы в состав правительства Польши вошли такие польские инакомыслящие, как Миколайчик.

Несмотря на потрясение, испытанное в связи с применением атомной бомбы, послевоенной целью Сталина, безусловно, являлось обеспечение для России безопасности в интересах восстановления страны – а это означало необходимость обеспечения периода экономической стабильности, что, в свою очередь, означало необходимость обеспечения дружественного отношения со стороны Америки. Поскольку Сталин и Молотов испытывали доверие к Рузвельту, они (что было немаловажно) были среди основателей Всемирного банка и Международного валютного фонда, которые, согласно проекту Рузвельта, были созданы, чтобы способствовать мировой торговле и экономической стабильности (хотя они и не безоговорочно поддерживали этот проект, но они учли, насколько он был важен для Рузвельта). По существу, это был вопрос доверия.