Сталин и Рузвельт. Великое партнерство

Сам Черчилль, описывая эту сцену, представил для истории свою собственную версию: «Меня там не было буквально минуту, как за моей спиной начали хлопать, и Сталин вместе с Молотовым, оба широко улыбаясь, нетерпеливо заявили, что они просто разыграли нас… Когда Сталин поступает так, то он очень увлекается, и я до этого момента еще никогда не видел, чтобы он разыгрывал кого-либо до такой степени… Я согласился вернуться, и остальная часть вечера прошла приятно»[233].

Они вместе вернулись, и у Сталина на лице сияла широкая улыбка.

Разговор возобновился. Черчилль сильнее, чем обычно, дымил своей сигарой.

Рузвельт переменил тему на нейтральную (как он надеялся), заявив, что базы и стратегические объекты в непосредственной близости от Германии и Японии должны быть подконтрольны.

Сталин согласился с этим.

Черчилль все еще находился в воинственном настроении. На командном пункте в Лондоне, где Черчилль и высшее командование Великобритании планировали стратегию страны и следили за развитием военной обстановки, на трех стенах перед ним были развешаны огромные карты. На картах на левой и на центральной стенах отмечался ход сражений на суше и на море по всему миру. Но в поле зрения Черчилля на правой стене всегда была таких же размеров выполненная в красном цвете (и вызывающая чувство благоговения) карта Британской империи. С 1905 года по 1908 год Черчилль был заместителем министра по делам колоний, а в 1921 и 1922 годах – министром по делам колоний. Мысли об империи никогда не покидали его.

Сейчас, утратив самообладание, он сделал выпад в сторону Рузвельта, объявив, что Великобритания не желает приобретать каких-либо новых территорий или баз, «однако намерена удерживать те, которые у нее есть … и никто не сможет забрать их у нее, не развязав с ней войны!»

Рузвельт продолжал хранить молчание. Сталин решил вмешаться с миротворческой целью, высказавшись в том духе, что Великобритания хорошо показала себя в войне и что лично он выступает за увеличение Британской империи, «в частности, за счет территорий в районе Гибралтара», которые в то время находились под контролем Франко.

Черчилль, ошибочно полагая, что у него появилась возможность продемонстрировать заинтересованность Советского Союза в послевоенных территориальных приобретениях, поинтересовался, в чем будут заключаться территориальные интересы России. Ответ Сталина, однако, не доставил ему удовлетворения. Маршал ответил: «Когда придет время, мы об этом поговорим»[234].

Они расстались. Если Рузвельт и сказал что-то напоследок, то его слова не дошли до нас.

Болен позже заметил, что, когда он заглянул в теперь уже почти безлюдную столовую, русский высокого роста (под два метра) и крепкого телосложения, в белом пиджаке, который весь вечер стоял за спиной Сталина (поэтому он решил, что это официант), снял пиджак – и оказалось, что под ним была форма генерал-майора.

Эллиот опасался, что он спровоцировал скандал своим ответом Сталину. После обеда он попытался извиниться перед отцом за то, что, как он опасался, он испортил отношения между союзниками. Однако Рузвельт ответил ему, что он находит этот инцидент просто забавным. Он заверил Эллиота:

– Ты ответил совершенно правильно. Это был прекрасный ответ. Уинстон просто потерял голову, увидев, что никто не принимает его слова всерьез. Дядя Джо… так допек его, что Уинстон готов был обидеться на любые слова, особенно если они понравились Дяде Джо[235].

Он, очевидно, не чувствовал угрызений совести в связи с тем, что не вмешался.

Позже тем же вечером Гопкинс, стремясь удостовериться в том, что Черчилль согласен со сроками проведения операции «Оверлорд», посетил английское посольство, чтобы дать понять премьер-министру: следует отказаться от попыток перенести сроки проведения этой операции, поскольку Соединенные Штаты и Советский Союз уже определились в них; ему остается лишь смириться с этим. Неясно, направился ли Гопкинс туда по собственной инициативе или же по просьбе президента, но, учитывая близкие отношения между ними, данный визит, вероятно, состоялся по результатам обсуждения ими этого вопроса.

Черчилль никогда не простил Эллиоту Рузвельту этого инцидента. До этого Эллиот был частым гостем в Чекерсе, усадьбе Черчилля, и находился с премьер-министром в таких хороших отношениях, что Черчилль обращался с Эллиотом, словно с сыном. Однажды, в конце недели, Эллиота позвали к Черчиллю, чтобы проститься. «Премьер-министр бродил по комнате, – вспоминал Эллиот, – и из одежды при нем была только сигара»[236]. Таким было завершение их отношений. К сожалению Эллиота, его больше никогда не приглашали в Чекерс.

* * *