Сталин и Рузвельт. Великое партнерство

Позже, уже к концу обеда Сталин поднялся, чтобы предложить свой «надцатый» тост (Эллиот Рузвельт напишет впоследствии: «Я пытался вести счет, но к этому моменту уже безнадежно сбился».) Эллиот вспоминает следующий тост Сталина, который тот произнес относительно Германии: «Я предлагаю выпить за то, чтобы над всеми германскими военными преступниками как можно скорее свершилось правосудие и чтобы они все были казнены. Я пью за то, чтобы мы объединенными усилиями покарали их, как только они попадут в наши руки, и чтобы их было не менее пятидесяти тысяч»[220]. Болен считал, что Сталин сделал этот тост в «полушутливой манере»[221]. Если это так, это было полностью в духе Сталина.

Сталин не понаслышке знал о том, насколько жестоким было отношение германских солдат ко всем славянам. Война, которую вел Гитлер против Советского Союза и Польши (арийцы против славянских народов), разительно отличалась от войны, развязанной им в Западной Европе (арийцы против арийцев).

Гитлер считал славян низшей расой. После успешного завершения войны он планировал превратить Россию и Польшу в порабощенные страны, население которых должно быть лишено основных прав. Он хвалился этим. «Военная кампания на Востоке, – заявил он, – будет весьма сильно отличаться от военной кампании на Западе»[222]. Когда вермахт вошел в Польшу, стала осуществляться политика фюрера по депортации и переселению гражданского населения на этнической основе. Интеллигенция была согнана в концентрационные лагеря, а обычные поляки были размещены в районах, где они умерли от голода и болезней (Ричард Дж. Эванс подробно, на основе документальных свидетельств, описал это в своей книге «Третий рейх. Дни войны»). Медицинская помощь не оказывалась, поэтому больные умирали. Школы были закрыты.

Польша была единственной страной за пределами Германии, где были созданы лагеря смерти. Это объяснялось тем, что Гитлер планировал истребить весь польский народ. Гитлер намеревался проводить ту же политику и в Советском Союзе: начать с уничтожения интеллигенции и евреев и завершить уничтожением оставшегося коренного населения, затем восстановить инфраструктуру и заселить выбранные территории и оставшиеся города немецкими фермерами и бюргерами.

Таким образом, чтобы решить одновременно две задачи, практически на польско-советской границе были созданы три лагеря смерти: Собибор, Майданек и Белжец. Гитлер планировал превратить при нацистах захваченную Украину в некое подобие колонии Британской империи, воссоздав таким образом Индию или Африку. От 80 до 85 процентов поляков, 64 процента украинцев и 75 процентов белорусов должны были быть переселены дальше на восток. Таким образом, Гитлер намеревался в целом искоренить в Восточной Европе от тридцати одного до сорока пяти миллионов человек, поселив на их месте миллионы немцев («колонистов»), которые бы жили на красивых, просторных фермах, возделывали славянскую землю современной сельскохозяйственной техникой и собирали обильные урожаи для увеличивающегося по численности немецкого народа. Евреи как нация подлежали полному уничтожению, где бы они ни были обнаружены. «Через сто лет наш язык будет языком Европы»[223], – обещал фюрер.

С учетом этой установки со всеми русскими солдатами, взятыми в плен, как правило, обращались с крайней жестокостью, как с животными. В зимние морозы их держали в открытом поле, иногда давали крошечные порции пищи. Если они не погибали от холода, то умирали от голода. Других военнопленных – десятками тысяч – расстреливали специальные команды. Некоторых отправляли в трудовые лагеря и лагеря смерти в Германии. В декабре 1941 года, согласно официальному германскому отчету, от 25 до 70 процентов советских военнопленных гибли на пути в концлагеря. К концу войны 3,3 миллиона советских военнопленных – более половины из числа взятых в плен – погибли[224]. Со всеми захваченными военнослужащими обращались как с расовыми и идеологическими врагами Третьего рейха. Женевские конвенции были просто забыты.

Участникам конференции в Тегеране было невозможно поверить во весь ужас гитлеровского плана по расовому покорению и уничтожению народов Восточной Европы. Ни Рузвельт, ни Черчилль не знали в полной мере о жестоком обращении немцев с советскими военнопленными. В этой связи произнесенный Сталиным тост не был оправдан. Правда, до американцев уже начала доходить информация о зверствах нацистов, и у них стало появляться чувство мщения. Несколько недель назад на Московской конференции Хэлл сказал: «Будь моя воля, я бы передал Гитлера, Муссолини и Тодзио и их пособников военно-полевому трибуналу. И на рассвете на следующий день свершилось бы историческое событие»[225].