Советско-германские отношения в контексте политических процессов, начавшихся после франко-бельгийской оккупации Рура в январе 1923 г., можно поделить на два основных периода. Первый, с января по август 1923 г., был обусловлен опасениями советского руководства «нового похода Антанты» против СССР. Политические руководители Советского Союза опасались, что, оккупировав Германию, Франция вплотную приблизится к советским границам. Поэтому в этот период основной упор в своей германской политике советское политическое и военное руководство делало на получении эффективной помощи со стороны Германии в вооружении РККА и в достижении определенных советско-германских договоренностей по совместным боевым действиям рейхсвера и Красной Армии в случае франко-германской и германо-польской войны. В этом вопросе у германского руководства был повышенный интерес1
. Активными проводниками курса на тесные военно-политические отношения с СССР и Красной Армией ввиду угрозы войны и готовности ее вести являлись канцлер В.Куно, его друг главнокомандующий рейхсвером генерал-полковник Г. фон Сект и германский посол в СССР граф У. фон Брокдорф-Ранцау. Однако под влиянием обострявшейся внутриполитической ситуации в Германии, вызванной политикой «пассивного сопротивления» Франции, проводимой кабинетом В.Куно, угрозой всеобщей забастовки, канцлер подал в отставку. Новый канцлер Германии Г.Штреземан 13 августа 1923 г. «сформировал правительство большой коалиции с участием СДПГ и взял курс на изменение внешней политики — отказ от односторонней «восточной ориентации» и поиск «модуса вивепди» с Францией»720 721. Уже 15 сентября 1923 г. высшее германское политическое руководство в лице президента Эберта и канцлера Г.Штреземана вопреки настроениям рейхсвера и его командования потребовало от германского посла в СССР графа У. фон Брокдорф-Ранцау прекратить переговоры с советской стороной по «активному» военно-политическому сотрудничеству и направить их в сугубо экономическое русло'1.В сложившейся ситуации, когда кабинет Штреземана провозгласил отказ от политики кабинета Куно, в Москве, учитывая сохранившуюся и продолжавшую возрастать угрозу со стороны Антанты (в чем было, во всяком случае, убеждено советское политическое руководство) и кризисное внутриполитическое состояние, «стали искать другой путь, а именно — стимулирование революции в Германии»1
. Следует, однако, иметь в виду, что от «революции в Германии» советское руководство не отказывалось и до августа 1923 г. Разница была, по существу, в способах ее «стимулирования». До августа 1923 г. таким способом могла быть «революционная война» с Францией (и, вероятно, с Польшей), а с августа — доминирующую роль приобретал расчет па виутри-германский «революционный взрыв», на «германский Октябрь».К.Радек, «главный специалист» по Германии, претендовавший на фактическое лидерство в грядущей германской революции, считал, что «необходимо выставить лозунги, могущие привлечь под знамена революции возможно большее количество мелкой буржуазии. Одним из таких лозунгов должна быть революционная война с Францией»722
723. По его мнению, «благодаря такому лозунгу... можно будет добиться на определенный промежуток времени сотрудничества с националистическими кругами, группирующимися вокруг графа Ревентлова. Основная задача — удар по социал-демократии и по левым буржуазным группировкам»724.