Сталин и заговор генералов

«Наши наблюдения и наши выводы, — рассуждал лидер Союза младороссов А.Казем-Бек в октябре 1933 г. в своем докладе «Две тенденции в советских верхах», — позволяют нам усматривать на советских верхах две тендешщи. Одну — для нас неприемлемую — антинациональную и интернационалистическую, выраженную старой гвардией коммунизма, партийным аппаратом, инородческими и семитскими элементами Москвы, группирующимися вокруг ГПУ, полиции режима. Эту тенденцию мы называем полицейской партией. И ее мы противопоставляем другой тенденции — тенденции националистической, уже воскресившей основы патриотизма, пусть и самого рассоветского толка. Эта тенденция представлена людьми, близкими к жизни страны, к государственному аппарату и в первую голову к армии. Эта тенденция, возрастающая в своем идейном содержании и политическом влиянии, уже группирует своих последователей. Это военная партия. Борьба между военной партией и партией полицейской была неизбежна с момента окончания Гражданской войны. В этой борьбе решится судьба Русской революции»^{1258 1259}.

В контексте цитируемых высказываний А. Назем-Бека интересно сообщение Б.Стомонякова, одного из заместителей наркома по иностранным делам, советскому полпреду в Париже В.Довгалевскому в апреле 1933 г. Стомоняков информировал полпреда об агентурных сообщениях из Германии, в которых говорится о расчетах руководящих кругов Германии на организацию переворота в СССР с помощью русских национал-социалистов (кирилловцев и младороссов) при всесторонней поддержке правительства Гитлера¹. Разумеется, речь шла не о перевороте, который непосредственно должны были осуществить в СССР указанные «национал-социалисты». Речь могла идти именно о так называемой «военной партии Тухачевского», в которой Ка-зем-Бек усматривал своих идейных «собратьев». Речь шла о «национал-социалистах Тухачевского» в Красной Армии.

Можно полагать, что причины кажущегося «небрежения» заместителя наркома делами Управления вооружений, очевидно, коренились в том, что Тухачевский был занят разработкой плана операции по разгрому Польши, предусматривая нанесение «ударов тяжелой авиации по району Варшавы»^{1260 1261 1262}. 21 января 1932 г. план был готов. В письме Сталину и Ворошилову по поводу этого плана Тухачевский отмечал: «В связи с новой программой танкостроения мы имеем полную возможность к концу 1932 г. превратить стрелковые дивизии, расположенные в прифронтовой полосе БВО (Белорусского военного округа) и УВО (Украинского военного округа), в механизированные корпуса». Комментируя далее свой план и расчеты, Тухачевский указывал: «В настоящей записке я не касался ни Румынии, ни Латвии. Между прочим, операцию подобного рода очень легко подготовить против Бессарабии»'¹.

Видимо, было высказано 12 марта 1932 г. согласие Ворошилова в записке советскому полпреду в Берлине Хинчуку на совместную с Германией разведку против Польши^{1263 1264}. Об этом запрашивал у наркома полпред Хинчук в письме 1 марта 1932 г.¹

4 мая 1932 г. Тухачевский написал Сталину новое большое письмо. В нем содержалось предложение относительно небольших вложений в машиностроение, которые могут иметь большой импортовозмещающий эффект". Однако это письмо было использовано Сталиным как повод для того, чтобы вернуться к полемике 1930 г. и принести извинения Тухачевскому. Это должно было улучшить личные отношения Сталина и Тухачевского, в частности и ввиду предстоящей ему миссии выступить в качестве «главы» «военной партии» во время осенних маневров рейхсвера 1932 г. Тухачевский должен был провести неофициальные переговоры с генералом К. фон Шлейхером, президентом фельдмаршалом К. фон Гинденбургом и руководством рейхсвера.

Скорее всего, именно в обстановке резкого обострения военно-политической ситуации не только на Дальнем Востоке, но и на западной границе СССР Сталин и написал свое «письмо-извинение» Тухачевскому 7 мая 1932 г., заявив по поводу собственной критики «модернизации Тухачевского»: «Я должен признать, что моя оценка была слишком резкой, а выводы моего письма — не во всем правильными»¹.

Примечательно, что Сталин свел предложения Тухачевского 1930 г. к увеличению количества дивизий до 246 или 248 и численности армии до 11 миллионов душ. Сталин признал, что Тухачевский па самом деле предлагал увеличить армию до 8 миллионов и соглашался довести ее до 6 миллионов^{1265 1266}. Несомненно, это было следствием резко изменившейся геостратегической обстановки. Она диктовала и резкое, радикальное ускорение технической модернизации, увеличение численности войск и количества боевых соединений, она обусловила возвращение Тухачевского в центральное военное руководство па «первые роли» в ожидании вероятной войны па Запасе и для ее предотвращения.