А ведь в острых военно-теоретических спорах, особенно к концу 20-х годов, ему порой бросали упрек его оппоненты, находя безусловно больное место в его самолюбии484. Во всяком случае это было, видимо, неосознаваемое «желание походить на человека, оказывающего социальное алияние», как считал Э. Аронсон, «стремление походить... на членов этой группы». Это и был способ идентификации. В 20-е годы он идентифицировал себя с «их образом и подобием», с нравственными и политическими настроениями «генштабистов». В политическом аспекте это означаю идентифицировать себя с потенциальным «русским Бонапартом». Тем более что идея наступательной «революционной войны» пользовалась широкой поддержкой «революционных генералов» и «красных командиров», в том числе и в особенности в близком окружении Тухачевского. Однако, учитывая социокультурный контекст развития и проявления личности Тухачевского, его поведения и поступков, следует обратить внимание на то, что основы мировоззренческих и ментальных установок, определявшие личность Тухачевского и мотивацию его поступков в долговременном аспекте, обозначились уже к 1917—1918 гг.
ВОЕННАЯ ЭЛИТА КРАСНОЙ АРМИИ В НАЧАЛЕ 20-Х ГГ.
Если следовать должностному принципу структурирования советской военной элиты, то в 1921 г. в нее можно включить в первую очередь руководителей высших центральных органов руководства Красной Армией, командующих фронтами и военными округами. Включение этой категории военных должностных лиц в состав советской военной элиты обусловлено тем, что они были «отобраны» властью как соответствующие ее представлению об «образцовых» высших военных руководителях. «Образцовость» их проявлялась прежде всего в надежности, которую чувствовала власть, доверяя им руководство всеми или частью вооруженных сил в масштабе всей или части территории государства. Иными словами, это та часть высшего военного руководства, которая, располагая доверием со стороны государственной власти, полностью или частично осуществляла военно-территориальное управление или военно-политически контролировала государственное пространство.
К лету 1922 г., после некоторых мероприятий по реорганизации военио-территориалыюго устройства и дислокации РККА, на территории РСФСР и СССР остались Западный фронт, Украинский военный округ, Московский военный округ, Петроградский военный округ, Северо-Кавказский военный округ, Отдельная Кавказская армия, Приволжский военный округ, Сибирский военный округ, Туркестанский фронт, 5-я Отдельная армия, Народно-революционная армия Дальневосточной республики. Таким образом, всего 11 военных регионов. Два из
них занимали особое положение и сохраняли фронтовую организационную структуру, обусловленную наиболее опасными геостратегическими направлениями. Этими обстоятельствами объяснялось и распределение наличных стрелковых и кавалерийских дивизий по фронтам и округам.
В 1922 г. количество стрелковых дивизий в Красной Армии было сокращено до 35, хотя в связи с «военной тревогой» во второй половине 1923 г. их количество увеличилось до 49. Впрочем, реальное их число в 1923 г. не превышало 40, поскольку уже в начале года 9 стрелковых дивизий было переведено на территориальный принцип. В округах и на фронтах имелось 17 управлений стрелковых корпусов. Количество кавалерийских дивизий было сокращено до 16. Эти цифры интересны в контексте последующих рассуждений для определения степени важности того или иного фронта или военного округа.