Однако сдержать силы, приведенные в движение при вторжении, было не так-то просто. Лобби кавказских большевиков, успешно оказавшее давление в пользу вмешательства в Грузии, теперь контролировало ситуацию. Их лидер Орджоникидзе и его ёггппепсе §п5е” Сталин не были расположены проявлять к своим сородичам и кавказцам вообще примирительное отношение, которого требовал Ленин. Возглавлявшееся Орджоникидзе Кавбюро обосновалось в Баку и взяло на себя всю полноту власти в Закавказье, проводя в регионе далеко не умеренную политику. Орджоникидзе был жестким администратором, стиль которого больше подходил к героическому времени «военного коммунизма», чем к начавшемуся периоду нэпа. Безусловно, определенные элементы в партийном руководстве всех трех закавказских республик были сторонниками осторожного и дифференцированного подхода, рекомендованного Лениным. Но при мощной поддержке руководителя Оргбюро Сталина Орджоникидзе сумел обеспечить избрание на местные ключевые посты своих доверенных лиц. Например, в августе 1921 г. в Баку на должность секретаря Азербайджанской коммунистической партии прислали Кирова. Грузинской коммунистической партией стал руководить Мамия Орахелашвили, один из наиболее изворотливых сторонников Орджоникидзе.
Грузия, однако, оказалась особым случаем. В отличие от Азербайджана и Армении, чье население волей-неволей видело в России защитника от турок, она быстро приспособилась к роли независимого государства и преуспевала под руководством меньшевиков. Насильственная советизация глубоко потрясла многих, воспринявших ее как вопиющие нарушения национального суверенитета. Приезд с севера представителей ВЧК для выполнения полицейских функций, а также большого числа других партийных и правительственных работников создал в регионе атмосферу оккупированной территории. Умеренных * Тайный советник
из местного руководства (например, Махарадзе и бывшего шурина Сталина и наркома иностранных дел Советской Грузии Александра Сванидзе) повергла в ужас ситуация, с которой им пришлось столкнуться, и они вознамерились проводить политику, направленную на залечивание ран, нанесенных национальному чувству грузин. Но вышестоящее начальство думало иначе.
Это стало особенно очевидным тогда, когда в Тбилиси в конце июня 1921 г. приехал Сталин, чтобы на пленуме Кавбюро обсудить с местными лидерами вопросы политики, касающиеся Грузии и Закавказья в целом. Первое после многих лет посещение родной земли было совсем не похоже на приезд в Баку восемь месяцев тому назад. Пленум, проходивший в соответствии с обычной партийной практикой за закрытыми дверями, начал свою работу' 2 июля и продолжался шесть дней. В этот период Сталин согласился выступить на массовом митинге железнодорожных рабочих. Его появление на трибуне было встречено свистом. Находившиеся среди собравшихся пожилые грузинки осыпали его бранью, выкрикивая: «проклятый!», «предатель!», «изменник!» и т. п. Присутствовавшим на митинге двум ветеранам-революционерам из меньшевиков И. Ра-мишвили и А. Дгебуадзе толпа устроила овацию, и последний сказал Сталину: «Почему вы разрушили Грузию? Что вы можете предложить взамен?». По словам очевидцев, Сталин побледнел и покинул митинг в окружении своих русских телохранителей-чекистов, а на следующий день в ярости упрекал Махарадзе, якобы ответственного за пережитое унижение92
. Согласно описанию одного советского историка присутствовавшие на руках вознесли Рамишвили на трибуну, не дав говорить Сталину. Возмущенный этим эпизодом Сталин в частной беседе потребовал проведения более жесткой политики и выразил недовольство слишком терпимым отношением к меньшевикам. Он также добился вопреки сильной местной оппозиции перемещения Махарадзе с поста председателя Революционного комитета Грузии на менее важную должность народного комиссара земледелия республики. Через несколько месяцев Махарадзе по просьбе Орджоникидзе отозвали в Москву и через Оргбюро определили на работу в аппарат ЦК95. По иронии судьбы, назначенный Сталиным в качестве нового главы Революционного комитета Мдивани оказался еще более прямолинейным национальным лидером, чем Махарадзе.