Сталин, Иван Грозный и другие

В эти годы Минц был близким к Сталину человеком, был поставлен вождем приглядывать за архивными документами времен Гражданской войны, трактовками советской части истории России и ключевых эпизодов советских глав биографии вождя. Помимо общего руководства, Минц написал в учебник постреволюционные эпизоды и, в частности, впервые ввел раздел: «Оборона Царицына». Минц был одним из тех, кто превратил рядовой момент Гражданской войны в ключевой, который якобы принес большевикам решающую победу: «В Царицыне в то время (лето 1918 г. – Б.И.) находился Сталин… Он понял, что отдать город казакам – значит открыть врагу дорогу на Москву. Сталин очистил город от офицеров и юнкеров, которые собирались восстать в тылу. Он заставил буржуазию рыть окопы. Сталин быстро создал из многих отрядов Десятую армию и назначил командующим Клима Ворошилова… Сталин отстоял город. Царицын поэтому стали звать городом Сталина – Сталинградом». Волин подправил: «Советская власть назвала», Сталин оставил все как есть[76]. Здесь только один из этапов «битвы» за Царицын-Сталинград. Макет же был забракован, точнее, не получил одобрение.

* * *

Я думаю, что именно в эти годы Сталин впервые всерьез взялся за чтение исторической литературы, и это была еще одна причина того, почему он до времени пустил дело с учебниками в обычное бюрократическое русло. Сталин внезапно и на всю оставшуюся жизнь увлекся исторической наукой. Да так, что когда пришло время, настоял на том, чтобы и дочь получила историческое образование. Он ведь хорошо осознавал, что стал исторической личностью и что теперь уже сам творит историю на полный мах, а потому надобно знать, кто и как ее пишет?[77] Удивительно, став полноправным субъектом истории, он особенно стал ее же бояться. Никто и никогда, ни один диктатор не хотел и не хочет предстать перед нею в непотребном виде. А казалось бы, не все ли равно: при жизни тебя любят и проклинают за страх и милости, а после смерти проклинают и любят уже бесстрашно?

Что Сталин читал по затронутой здесь проблеме и как реагировал на прочитанное, сейчас можно установить только в общих чертах и с разной степенью подробности. Как пишут А.М. Дубровский и Д.Л. Бранденберг, зимой – весной 1934 г. Сталин трижды выступил на заседании Политбюро по вопросам новых учебников истории[78]. Во время выступлений он демонстрировал стопку издававшихся ранее учебников и подготовленных в недрах Наркомпроса проектов, заявляя, что «гражданской истории у нас нет», а старые учебники «никуда не годятся». Клеймил «школу» Покровского и его самого, намекал на засевших в исторической науке вредителей-троцкистов, по вине которых новый учебник все еще не подготовлен, призывал активнее браться за перестройку преподавания в школе. Его слушали и понимали именно так, как он и рассчитывал: начался крутой поворот всей исторической науки[79]. Но как далеко он зайдет, а главное, что же в конечном счете от науки останется и что от них, исполнителей, потребуется теперь, большинство не понимало. Как всегда, Сталин говорил об одном и вроде бы частном и мирном, а имел в виду нечто иное: глобально-эгоистичное и кровавое. И наверное, мало кто сознавал, что многие из тех, кто сейчас усердно участвуют в разработке учебников, через два-три года упокоятся в подмосковном человекомогильнике для «врагов народа» (прямая аналогия со скотомогильником для падали), возможно, на Бутовском полигоне. А может быть, их пепел сбросят в братскую клумбу при крематории Данилова монастыря? Крематорий тоже был новостройкой 1927 г., приуроченной к десятилетию Октября, но заработавшей на полную мощь только к следующему юбилею 1937 г.