Такую трезвую позицию занимала вся команда Рузвельта. В августе 1941 года выдающийся государственный деятель США дипломат Аверелл Гарриман, назначенный специальным посланником президента США в СССР, объяснял дома в публичной лекции: «Если падет Россия, а за ней Великобритания, то Соединенные Штаты останутся один на один с самой гигантской военной машиной в мире, опирающейся на самую большую промышленную мощь, находящуюся под единым контролем» {288}.
Так что что бы ни говорили сегодня на Западе о роли СССР в победе над гитлеровской Германией, но фактом остается то, что в 1941 году американский правящий класс полностью отдавал себе отчет в том, что без России вся Европа упадет к ногам Гитлера и Америка в лучшем случае будет вынуждена замкнуться в изоляции, а в худшем — получить против себя объединенный фронт Германии и Японии и потерять контроль над Американским континентом.
Все эти сюжеты сопрягаются, конечно, с именем Сталина, но само имя Сталина к настоящему времени во все большей степени отходит на второй план в сравнении со значением самой войны. С годами русский народ во все большей степени занимает проблема увековечения памяти не Сталина, а самой Великой Отечественной войны. Попытки в этом направлении уже предпринимаются.
При выходе из станции метро «Охотный ряд» на поверхность, если идти к Красной площади по подземному переходу, под бывшим зданием гостиницы «Москва», то слева, на подходе к Историческому музею, на подступах к Красной площади, можно увидеть огромную бронзовую статую маршала Г. К. Жукова работы Вячеслава Клыкова. Прославленный полководец сидит на коне, знаменитый массивный подбородок, выражающий непреклонность и крутость характера, вздернут вверх, а взор всадника устремлен куда-то вдаль, через всю Манежную площадь, к Дому Пашкова и дальше.
По-видимому, в процессе создания памятника перед глазами скульптора стояла картина дождливого утра 24 июня 1945 года, когда Георгий Константинович принимал, по распоряжению Сталина, на Красной площади Парад Победы над гитлеровской Германией.
Рассказывают, что художник хотел, и даже настаивал, высечь на постаменте скульптуры надпись: «Победителю в Великой Отечественной войне маршалу Г.К. Жукову». Но политическая общественность столицы после бурных и длительных дебатов с такой текстовкой не согласилась. И, как мне представляется, была права.
Если и ставить на главной площади России памятник победителю в этой самой кровопролитной за всю историю нашей страны войне за независимость, то это должен быть памятник всему народу-победителю.
Русскому (в собирательном значении — российскому) солдату, не щадившему своей жизни в битве с захватчиками.
Женщинам, старикам и детям, которые изнемогали в тяжком беспросветном труде в тылу, но обеспечили Красную Армию и страну всем необходимым для Победы.
Конструкторам оружия и инженерам, его сделавшим.
Учителям, которые в холодных классах учили наших детишек беззаветной любви к Родине.
Медицинским работникам, которые на фронте и в тылу, восполняя понесенные в боях потери, сделали то, что не смогла сделать ни одна система здравоохранения воюющих стран, возвращая в Действующую армию трех из четырех раненых бойцов.
Блокадникам Ленинграда.
Сражавшимся в условиях оккупации белорусам, не принявшим, в отличие от огромного числа украинцев, диктат гитлеровцев.
Вообще всем партизанам и подпольщикам на оккупированных территориях.
Народам среднеазиатских республик, которые приняли к своим очагам эвакуированных и беженцев, самоотверженно и искренне разделив с ними хлеб и кров.
Причем очень важно принять во внимание, что речь должна идти не только о военных сражениях и о трудовом подвиге всего народа, но и о сложнейшей деятельности политического руководства страны на международной арене, дипломатическом мастерстве, которое, как и военное дело, представляет собой сложнейшую материю.
Сошлюсь только на один пример, который показывает вклад дипломатии в достижение Победы.
30 июля 1941 года в Лондоне посол Советского Союза И.М. Майский в присутствии премьер-министра Великобритании У. Черчилля и министра иностранных дел А. Идена подписал с премьер-министром польского правительства в изгнании Владиславом Сикорским советско-польское соглашение, в первом пункте которого говорилось: «Правительство СССР признает советско-германские договоры 1939 года относительно территориальных перемен в Польше утратившими силу» {289}.