Сталин. Личная жизнь

Возьмите такую важную вещь, как обеспечение секретности приказов, планов. Маршал Яковлев, начальник Главного артиллерийского управления (ГАУ), рассказывал, как это было. Вот шла работа, идет обсуждение какое-то. Тут же за загородками, не на виду, сидят секретари, которые по тону понимают, что является элементом дискуссии, а что — элементом оперативной директивы, и параллельно работают над оформлением документа, и в конце работы он уже готов. Сталину подавали готовый документ, он брал карандаш, делал необходимые пометки, исправления, писал расчет рассылки. Этот документ размножался в необходимом количестве экземпляров. А исполнители, участвовавшие в обсуждении, расходились по своим рабочим местам. Яковлев вспоминает, что приезжает на рабочее место после этого обсуждения, а его уже офицер безопасности ждет с готовым документом — очень оперативно добиралась фельдъегерская служба. Предъявлял офицер эту бумагу, исполнитель работал с ней, делал нужные выписки, а офицер, доставивший документ, глаз с этой бумаги не спускал. Когда человек отработал документ, доставивший его забирал, отвозил обратно — сам документ возвращался и на руках у исполнителя не оставался. Не было возможности снять копию. Таким образом строжайше соблюдался режим секретности, что в условиях войны очень важно.

— Сталин был удостоен звания генералиссимус...

— Генералиссимусы были, во всяком случае, и помимо Сталина: Шеин, Меншиков при Петре, Франко в Испании был генералиссимус, Чан Кай Ши в Китае. Но таких побед никто не одерживал. Не Сталин должен был гордиться чином генералиссимуса, а сам по себе повышался статус этого звания, потому что его носил Сталин.

— Вводились тогда новые ордена, ввели погоны, снимались исторические фильмы на патриотические темы. Это играло роль для повышения боеспособности? Понимал, что для победы важен дух народа?

— Делал это Сталин последовательно именно тогда, когда этому способствовали или требовали обстановка, обстоятельства. И не раньше. Введены персональные воинские звания в 1935 году, в 1940 году — генеральские звания, потом учреждена гвардия, погоны как знаки различия. Думаю, не только понимал это, но и фактически заказывал соответствующие фильмы. Они производили колоссальное впечатление, и предвоенные, и военные. И сам я испытывал эти чувства и был свидетелем, как они действовали на бойцов.

— А в атаку и правда шли с криком «За Родину, за Сталина!»?

— Там такая вещь: в атаке один мат или крик — это угрозы в адрес врага, ярость. Но перед атакой, перед боем или после, да, такие разговоры совершенно искренние были. Однажды после очень тяжелого артиллерийского боя я послал трехлитровую бутыль на орудие, солдаты которого особо отличились. На бутыли Женя Ганнушкин, тогда артиллерист — разведчик, а впоследствии известный художник книжной графики, нарисовал и написал «За отличную стрельбу от ко­мандира полка». А солдаты уже пустую тару прислали, приладив другую наклейку с надписью: «Наш уважаемый командир! Мы за Сталина и против Гитлера готовы в огонь и в воду и в самый Берлин. Мы выполним любой приказ». И всем орудийным расчетом расписались.

— Чувствовали ли вы, солдаты войны, что страна едина и руководство с вами?

— Государство было единым военным лагерем: и солдаты войны, и солдаты труда были бойцами единого победоносного лагеря. Мы это чувствовали: тыл все делает, чтобы мы на войне были всем обеспечены, а в тылу знали, что мы все делаем, чтобы победить. У нас не было сомнений, что с врагом борется вся страна, каждый на своем месте. И мы абсолютно верили своему Главнокомандующему, который привел нас всех к Великой Победе.

ОТНОШЕНИЕ СТАЛИНА К РЕЛИГИИ

«Завтра»: — Велись ли дома разговоры о религии? Каким было отношение Сталина к религии: может, Пасху отмечали?

А.С.:— Нет, ни Пасхи, ни других праздников церковных не отмечали. А выражения с упоминанием бога дома употреблялись. «Слава богу», например, «Не дай бог!» и «Ради бога»

Сталин сам нередко говорил. Я никогда не слышал от Сталина ни одного плохого слова в адрес церкви и веры. Помню, такой случай году в 1931-м или 1932-м. Напротив школы, где учился Василий, во втором Обыденском переулке, был храм. Как-то, когда там шла служба, мальчишки возле пробовали стрелять из пугача. Василий в этом участия не принимал, а рассказывал отцу об этом. Отец спрашивает: «Зачем они это делали? Они же, молящиеся, вам учиться не мешают. Почему же вы им мешаете молиться?» Далее спросил Василия: «Ты бабушку любишь, уважаешь?» Тот отвечает, мол, да, очень, ведь это — твоя мама. Сталин говорит: «Она тоже молится». Василий: «Почему?» Отец отвечает ему: «Потому что она, может, знает то, чего ты не знаешь».