Сам найти меня Сафаров не мог, а я намеренно не торопился с ним встречаться, отложил это дело до пятницы, чтобы упрямый фабрикант успел бы «созреть» для повторного разговора. В пятницу с утра я приехал к нему в контору.
– Это настоящий разбой, но я вынужден согласиться! – сказал Сафаров. – Вы выкручиваете мне руки. Но принять ваши условия я не могу. Десять процентов это очень много!
– Вы примете не только наши условия, но и условия ваших рабочих! – ответил я. – Сами виноваты, можно было бы не доводить до забастовки. И скажите спасибо, что мы теперь не требуем пятнадцать процентов.
Если уж говорить честно, то Сафаров заслуживал скидки, а не надбавки. Его пример убедил других, что с нами лучше не спорить. Он повсюду рассказывал, что к нему приходил «человек от социалистов», то есть делал нам рекламу. Новость мгновенно разнеслась по городу, и те, к кому я приходил после Сафарова, обычно сразу же соглашались. Мало кого приходилось вразумлять при помощи забастовок.
Окончательный итог торга с Сафаровым был таким – ежемесячно десять процентов от прибыли он платит нам, плату рабочим повышает на двадцать процентов, а рабочий день сокращает на полчаса. В субботу фабрика возобновила работу.
Налог с буржуев был для партии хорошим подспорьем. Со временем наши товарищи стали собирать его по всей империи, но начало было положено в Тифлисе, и эта идея принадлежала Сталину. Об этом сейчас никто не вспоминает, а я считаю своим долгом напомнить. И делаю это не потому, чтобы сказать: «Я тоже к этому причастен», – а для того чтобы показать, сколько ценного сделал для победы революции товарищ Сталин.
Полностью весь Тифлис обложить налогом нам не удалось, но большинство промышленников регулярно пополняли партийную кассу. Мне нравилась ирония, проступающая во всем этом – выходило так, что буржуазия сама оплачивала подготовку к ее свержению.
Капиталист – это капиталист. Если появляется возможность навредить конкуренту, капиталист непременно попытается ее использовать. Меня и других наших товарищей буржуи не раз пытались натравить на конкурентов.
– Сколько стоит устроить забастовку у моего конкурента? – спрашивали они.
Я отвечал, что мы такими вещами не занимаемся. Некоторые понимали сразу, некоторые думали, что я набиваю себе цену и пытались соблазнить меня высокой платой, но я все равно отказывался. Одно дело – облагать буржуев налогом на нужды партии, и совсем другое – продаваться им, превращаться в их наемника. Как бы я тогда мог смотреть в глаза товарищам, и прежде всего Иосифу, который поручил мне это дело? Кто хоть раз подведет Иосифа, тот перестанет для него существовать.
Но мы защищали тех, кто нам исправно платил, от уголовников. В случае ограбления или чего-то подобного мы по своим каналам старались найти виновных и убеждали (или принуждали) их вернуть похищенное. Эта помощь давала нам дополнительный доход, обычно треть от похищенного.
Среди буржуазии были и такие, кто добровольно предлагал нам помощь. Этим казалось, что они поступают предусмотрительно, обеспечивая себе снисхождение после победы революции. Будучи не в состоянии понять всю глубину марксистского учения, они не осознавали того, что никакого снисхождения им быть не может, ведь главное положение марксизма – это уничтожение частной собственности на средства производства. Буржуазия не может купить себе индульгенцию у пролетариата, потому что победа пролетариата означает гибель буржуазии. Или так, или этак, третьего не дано.
Вспоминаю такой разговор. Однажды, когда мы совещались втроем – Сталин, Бочоридзе и я, Бочоридзе вдруг спросил у Сталина:
– Если кто-то из наших «клиентов» (так он называл тех, кто платил нам налог) щедро жертвует на благотворительность, то ему, наверное, можно снизить налог? Если, конечно, он настоящий благотворитель, если на нужды бедных деньги дает, а не на устройство балов.
– Что ты говоришь, Михо? – удивился Сталин. – Вот уж не ожидал услышать от тебя такое. Какая связь между благотворительностью и нашим делом? И что такое эта благотворительность? Сначала наживут, то есть, по сути, отберут у бедных миллионы, потом дадут две-три тысячи на благотворительность и думают, что этим вернули долг? Я, Михо, такой «благотворительности» не признаю! Партия наша ее не признает. Думаешь о бедных? Душой за них болеешь? Отдай тогда свою фабрику рабочим, пускай они на ней хозяйничают. Землю в имении крестьянам отдай! Вот это будет единственно верная благотворительность! А все остальное – так, пустой звон. Из рога море не наполнить и несколькими тысячами рублей положение народа не улучшить. Учти еще, что благотворительностью капиталисты занимаются тоже ради выгоды. Они без выгоды ничего не делают. Даст деньги на строительство богадельни или больницы, а сам себе за это выторгует у управы хороший участок земли на очень выгодных условиях. Эх, Михо, удивил ты меня, сильно удивил!