Сталин. Охота на «Медведя»

Выбравшись в город, Денди первую половину дня провел дома, а перед обедом отправился на поиск Ольшевского, решив начать с «Погребка Рогозинского». По давно сложившейся традиции Павел, как правило, обедал в нем. В своем расчете Денди не ошибся. К его приходу Ольшевский находился в зале. Заказав суп из ласточкиных гнезд и утку по-пекински, он стал за бильярдный стол и бесцельно гонял шары. Попадение по чужому, с откатом своего в центральную лузу ему удался с первого раза.

– Отличный удар! – прозвучало за спиной Павла.

Он подумал, что ослышался, и когда обернулся, то, забыв про конспирацию, не мог сдержать радости:

– Николай Сергеевич, откуда?!

– Можно сказать, с того света, – признался Денди.

– Как?!

– A-а, долго рассказывать. Одним словом, Угаки устроил нам проверку.

– Нет, нет, ты расскажи! – настоял Ольшевский.

То, что Павел услышал, стало еще одним подтверждением важности операции, задуманной японской спецслужбой. Ради достижения цели – ликвидации Сталина – Угаки не считался ни затратами, ни жертвами. Для Павла это стало еще одним весомым аргументом, рассеявшим последние сомнения в необходимости приобретения второго, помимо Денди, агента в группе боевиков, о чем он прямо и заявил:

– Николай Сергеевич, тебе в этой банде нужен помощник!

– Помощник?! Это же душегубы!

– Но один-то найдется, у кого за душой хоть что-то осталось.

– О какой душе ты говоришь, Павел?! Они давно продали ее дьяволу.

– И какова цена?

– Пока дали по три тысячи долларов, после акции обещают вдвое больше.

– Нечего, придет время, получат сполна! – отрезал Ольшевский и снова вернулся к разговору о дублере.

Скрепя сердце, Денди вынужден был признать его необходимость, но среди тех, кто входил в группу, не находил себе дублера.

– И все-таки, Николай Сергеевич, ну не может же быть такого, чтобы у кого-то из них не осталось хоть чего-то человеческого в душе, – не сдавался Павел.

– Даже не знаю, что и сказать, разве, что Борзов и Хандога не совсем еще оскотинились и озверели.

– Так-так, а у них за что можно зацепиться?

– Навскидку не скажешь, но то, что они не фанатики – это факт.

– А что ими движет?

– То же что и всеми – деньги.

– Николай Сергеевич, почему ты выдел именно этих двоих?

– Борзов – азартный игрок. То, что ему выдали, почти все спустил в казино у Шаховского. Ради денег он готов продать мать родную.

– Нет, это не надежный мотив для вербовки, – с горечью признал Павел. – А что второй – Хандога?

– Его я знаю хуже. То, что не фанатик, так это точно, но советскую власть люто ненавидит.

– И за что же он на нее так окрысился?

– Да есть, за что, партизаны его крепко мордовали, а потом к стенке поставили, а он живучий оказался.

– М-да, один другого не лучше.

– Об остальных и говорить не приходится. Но в отношении Хандоги, мне кажется, есть шанс.

– И какой же? – оживился Ольшевский.

– У него сын тяжело болеет, а денег на лечение не хватает. Люшков этим его и прикупил. А, вот еще что! Как-то Хандога проговорился, что в России у него остался родной брат.

– О, а вот это уже интересно! Кто он и чем занимается?

– Не знаю.

– Ладно, через Центр выясним. Ты вот что, Николай Сергеевич, скажи, где Хандогу можно встретить, но так, чтоб на глаза ищейкам Дулепова и Сасо не попасться.

– Думаю, скорее всего, в бильярдной, что на Вознесенской.

– У Хромых?

– Да, он там частенько шары катает.

– Покатаем вместе! – заключил Павел и предложил: – Приходи сегодня на явку, я постараюсь, чтобы был Дервиш, там все и обсудим.

– Договорились, – согласился Денди.

На том они расстались. Поздно вечером состоялась еще одна встреча с участием резидента. После нее Дервиш во время очередного радиосеанса с Центром сообщил свои предложения по изучению в качестве дублеров Денди Борзова и Хандоги.

Глава 6

Подошел к концу слякотный март. Наступил апрель.

Со стороны Южно-Китайского моря повеяли теплые ветры, вместе с ними в Маньчжурию, наконец, пришла настоящая весна. Небо очистилось от свинцовых туч, под лучами яркого солнца из-под снежных шапок проклюнулись рыжими макушками сопки. К концу первой декады апреля о зиме напоминали лишь съежившиеся серые кучки снега на дне глубоких распадов. Весна с каждым днем все более властно заявляла о себе и торопила приход лета. Минула еще неделя: пологие берега Сунгари покрылись золотистым пухом распустившейся вербы, а пригороды Харбина, окутанные бело-розовой дымкой цветущих вишни и сирени, напоминали один огромный сад.