Сталин. От Фихте к Берия

На Западе новые и предельно адекватные данные о численности жертв репрессий, опубликованные в последние годы существования СССР в советской литературе, немедленно вызвали заинтересованное научное обсуждение, которое начал Алек Ноув (1915–1994) в статье «How Many Victims?»[1060]. Западной науке потребовалось лишь несколько лет, чтобы, совместно с действующими русскими исследователями, инкорпорировать новые данные в актуальный историографический багаж, маргинализовав пропагандистские усилия западных «популяризаторов»[1061]. Однако изначально пропагандистская суть западной «советологии» и продолжающаяся с разной мерой интенсивности «холодная» информационная война на Западе против России и острая политическая борьба внутри России уверенно поддерживают создание и перевод на русский язык (научно маргинальных, но общественно вполне значимых) сочинений, для которых «архивная революция», первичная статистика, источниковедение — лишь антураж для упаковки архаичного пропагандистского продукта. Например, современный исследователь Н. Неймарк поставил своей целью расширить понятие «геноцида» за счёт включения в него уничтожения социальных и политических групп и обвинения в этом персонально Сталина. При этом налицо желание освободить от ответственности и правящих предшественников, и правящих конкурентов, и правящих противников Сталина за те же акты массового уничтожения: «Термин „геноцид“ неприменим к массовому убийству имевшему место до диктатуры Сталина, каким бы чудовищным оно ни было, особенно во время гражданской войны 1918–1921 годов. При Сталине — совсем другое дело; именно роль Сталина в массовом убийстве является определяющей для понимания геноцидного характера его режима».[1062] Так вот именно этот нетленный пропагандист и подвергает невежественной атаке первичные и сводные архивные данные по статистике репрессий. Сначала он милостиво треплет эти мириады первичных данных по архивной щеке, тщательно скрывая историю собственного архивного опыта: «благодаря наличию документов НКВД, какими бы недостоверными они ни были, подсчитать численные потери проще»[1063].

И далее раскрывает полный веер своих абсолютно невозможных для компетентного лица претензий к достоверности статистики НКВД — смешно сказать, из-за полной точности её цифровых данных (словно в иной стране, в иных ведомствах, в иной корпоративной или государственной статистике в этих случаях стоят округлённые цифры):

«Сам факт, что суммы чисел в столбцах всегда сходятся, а сами числа всегда даются с точностью до последнего знака… наводит на мысль, что эта невероятная точность может свидетельствовать о более глубоких проблемах достоверности приводимых данных». И начинает сочинять, не утруждая себя никакими доказательствами, кроме домыслов: «Иногда работники правоохранительных органов намеренно завышали цифры арестованных и расстрелянных, надеясь таким образом угодить вышестоящему руководству: Сталину и особенно непосредственным начальникам из ОГПУ-НКВД — Ягоде, Ежову и Берии. Но чаще они старались занизить данные или не сообщать их вовсе, особенно, когда речь шла о „побочной“ смертности в Гулаге, в том числе в спецпоселениях, а также о смертности в связи с голодом и раскулачиванием»[1064].

Особенно хороша апелляция исследователя к мнению А. Н. Яковлева, человека, который действительно создал фонд, издавший много хорошей архивной литературы по истории репрессий и сталинизма, но сам более известен как идеологический борец против сталинизма, идеолог перестройки в СССР, но ни в коем случае не как исследователь или хотя бы архивный работник. Вот что пишет Н. Неймарк, идя на прямую ложь, хоть и закамуфлированную argumentum ad hominem:

«Александр Яковлев, который… имел беспрецедентный доступ к широкому спектру архивных источников, советует не принимать цифры НКВД за истину в последней инстанции. Он категорически заявляет, что „эти цифры фальшивые… Они не учитывают численности заключённых внутренних тюрем НКВД, а эти тюрьмы были битком набиты. Они не вычленяют показатели смертности в лагерях для политзаключённых и игнорируют численность арестованных крестьян и депортированных народов“. Так или иначе, обманчивая точность данных НКВД вкупе с постоянно меняющейся политической повесткой сталинских репрессивных органов являются достаточным основанием, чтобы внести ноту скепсиса в отношение современных историков к этим цифрам»[1065]. «Нота скепсиса» Н. Неймарка, по его мнению, стоит того, чтобы прямо и скандально лгать о том, что якобы нет статистики по тюрьмам НКВД, якобы нет статистики по «арестованным крестьянам» и депортированным народам. Такое профессиональное — перед лицом десятков, если не сотен, документальных изданий с огромным количеством данных НКВД — самоубийство Н. Неймарка стоит того, чтобы именовать его сочинение «комиксом», а его издателей в России — распространителями «лубка».