Сталин. По ту сторону добра и зла

Осознавали ли сам Сталин и его сторонники из Бакинского комитета, что подобный вызов Ленину может привести к обратному результату и вместо сплочения партии к еще большему ее расколу? Наверное, осознавали, но в то же время прекрасно понимали и то, что партия погибнет еще быстрее, если будет продолжать столь порочную практику руководства рабочим движением. «Главное, — писал Сталин, — организация работы в России... По-моему, для нас очередной задачей, не терпящей отлагательства, является организация центральной (русской) группы, объединяющей нелегальную, полулегальную и легальную работу на первых порах в главных центрах... Назовите ее как хотите — русской частью ЦК или вспомогательной группой при ЦК — это безразлично. Но такая группа нужна как воздух, как хлеб...»

И возникает справедливый вопрос: а почему же Ленин, которого на протяжении многих десятков лет считали гением, не мог додуматься до такой простой вещи, что успешно руководить любым движением можно, только находясь внутри этого самого движения? Что в противном случае он будет узнавать о русской революции из английских газет, и, чтобы вещать от имени рабочих, надо среди них жить или хотя бы время от времени видеться с ними.

Думается, что мог. Но... не хотел. В женевах было как-то спокойнее. Да и охранка опять же... Ну а то, что он совершенно не понимал российской жизни, вождя мало волновало — он слепо верил в догмы священного для него марксистского писания.

И тем не менее то упорство, с каким практики из Бакинского комитета во главе со Сталиным добивались принятия правильной партийной политики, заставило женевских мудрецов начать что-то делать. В 1911 году они создадут Российскую организационную комиссию (РОК) по созыву VI Общепартийной конференции, которая будет играть роль нового общепартийного центра. На Пражской конференции будет решено создать Русское бюро ЦК РСДРП в составе 10 человек, куда вошли Калинин, Петровский, Бадаев, Малиновский и Белостоцкий.

Как реагировал на действия Бакинского комитета сам Ленин? Неожиданно для него мягко, ограничившись слабыми увещеваниями «пролетарской фронды» (а именно так он назвал бунт бакинцев) через газету. Хотя вряд ли ему нравилось подобное вольнодумство, но по-настоящему одернуть Сталина и подвластный ему Бакинский комитет он не мог. Слишком уж плачевное существование влачила вся партия, слишком многие члены покидали ее, чтобы вступить в конфронтацию с самой сильной партийной организацией на тот момент в России.

Надо полагать, вождь был не настолько упрям, чтобы не понять всей справедливости брошенных в его адрес упреков. Хотя и мог бы, наверное, объяснить, что лично ему, теоретику и тактику будущей революции, сейчас в России делать было нечего. Теперь никто уже не скажет, что думал сам Ленин по этому поводу, но, надо полагать, догадывался, что он нужен для куда более важных дел, нежели для организации стачек или выпуска листовок.

Да, все это сыграло свою роль, и все же главным были не газеты и листовки, а сам ход российской истории, который с давно уже предрешенной определенностью шел навстречу революции. Тем не менее навстречу «бакинской фронде» Ленин пошел. С 1910 года он начал вести постоянную переписку с членами Бакинского комитета, в том же году назначил Сталина «уполномоченным ЦК РСДРП», а на следующий год Орджоникидзе отправился в ленинскую школу в Лонжюмо.

Что же касается Кобы, то он продолжал высказывать свои собственные взгляды и в 1909 году в противовес Ленину выступил за бойкот III Государственной думы. На его весьма просвещенный взгляд практика: «Ильич немного переоценивал значение таких (легальных. — Прим. авт.) организаций».

Не мог он согласиться и с ленинской политикой постоянного нагнетания напряжения в отношениях с меньшевиками. Ленин спорил в кафе, и вся радость победы в таких спорах могла принести разве что моральное удовлетворение. Коба же каждый день общался с ними на заводах и фабриках, и любое ухудшение отношений между ними мгновенно отражалось на отношениях с рабочими. Потому и говорил о борьбе Ленина за возрождение партийной организации как о «буре в стакане воды». Каковой она по большому счету и являлась. Сколько бы ни спорил Ленин с меньшевиками и эсерами, получив власть, он попросту обратил против них оружие — самый действенный аргумент в любых спорах.