Сталин. Портрет на фоне войны

С позиций ортодоксального марксизма Сталина до сих пор нередко упрекают в измене ленинизму, в подмене понятий. Даже если эти обвинения и имеют под собой определенные основания, гораздо важнее другой аспект сталинского отношения к марксистской теории. Его наиболее точно и образно сформулировал в 1949 г. выдающийся экономист и социолог ХХ века Людвиг фон Мизеса: «Сталин — плохо образованный грузин, ни в малейшей степени не знакомый ни с одним иностранным языком. Он не знал ни Европы, ни Америки. Даже его достижения как марксистского литератора сомнительны. Но именно этот факт, что он не был марксистским начетчиком, хотя и был при этом несгибаемым борцом за коммунизм, обеспечил ему превосходство над Троцким. Сталин мог видеть вещи как они есть на самом деле, не обманываясь хитросплетениями диалектического материализма. При столкновении с проблемой он не искал истолкований в писаниях Маркса и Энгельса. Он доверял своему здравому смыслу».

Действительно, еще в 1928 г. Сталин, полагаясь на интуицию, придал максимум неопределенности понятию социализма, (оставаясь формально на ленинских позициях формационного развития стран). В письме тов. Куштусеву, опубликованному лишь в 1949 г., говорилось: «Мы часто говорим, что наша республика является социалистической. Значит ли это, что мы уже осуществили социализм, уничтожили классы и отменили государство (ибо осуществленный социализм означает отмирание государства)?…Ясно, что не значит. Имеем ли мы право в таком случае называть нашу республику социалистической? Конечно, имеем. С какой точки зрения? С точки зрения нашей решимости и нашей готовности осуществить социализм, уничтожить классы и т. д. Тем самым, по Сталину, любое достижение в хозяйственной или социальной сфере можно было считать очередным шагом на пути его построения. Социализм по Сталину — это общественная система, основанная на общественной собственности на средства производства и управлении всеми процессами производства и распределения со стороны центральных плановых органов. В этом отношении она неотличима от коммунизма, но при социализме еще не достигнуто полное равенство в потреблении.

Найденный эффективный способ мобилизации неоднократно использовался Сталиным на протяжении всех 30-х гг. Обращая себе на пользу авторитет социализма, Сталин смог в 1936 г. говорить, что «у нас уже осуществлена в основном первая фаза коммунизма, социализм». Так, через два с половиной года, в марте 1939 г., на ХVIII съезде партии, Сталин уже констатировал «полную победу социалистической системы хозяйства». То, что Сталин назвал социализмом, в целом соответствовало марксовой концепции «начальной стадии коммунизма».

Большевики и Сталин в их числе не желали ждать, пока капитализм подготовит страну к социализму. Обращение к новой модификации марксизма, предложенной Лениным, согласно которой нации могут перескакивать через стадии исторической эволюции, позволило им, освободившись от марксистского детерминизма, получить возможность выбрать наиболее подходящую тактику для построения социализма в России. С этого момента экономические вопросы отступают на второй план, и главной становится задача захватить власть и любыми средствами удерживать ее.

Таким образом, главное для Сталина — практический опыт, тем не менее при опоре на марксизм. Анализ последних сталинских работ и выступлений дает все основания говорить об его неизменной приверженности марксистским догматам. Сталин вслед за основоположниками марксизма явно принципиально недооценивал демократию, имел неприязнь к либерализму, к политическим свободам. Он и после войны не оставил идею подготовки революционных взрывов во всех странах мира, а при определенных условиях установления повсеместной советской власти. В разговоре с Тито весной 1945 г. Сталин изложил свои взгляды относительно особого характера текущей войны: «Эта война не такая, как войны в прошлом; кто оккупирует территорию, тот навязывает ей свою собственную социальную систему. Каждый навязывает свою собственную систему настолько далеко, насколько может продвинуться его армия. По-другому и быть не может». Не вдаваясь в долгие объяснения, он также дал определение своей панславянской политике: «Если славяне будут едины и будут сохранять солидарность, в будущем никто и пальцем не сможет пошевелить. Ни пальцем! — повторил он, пронзая пальцем воздух, чтобы подчеркнуть свою мысль».