Сталин. После войны. Книга 2. 1949–1953

После смерти Сталина снижение цен прекратилось – это факт, который стоит помнить. В 1954 году уже ничего не дешевело, а потом все только дорожало, о чем прекрасно помнят уже все, кто жил в Советском Союзе.

Ежегодное плановое снижение цен – это личная инициатива и личная заслуга Сталина. Так сказать, о роли личности в ценообразовании.

Кто-то может сказать, что цены в СССР снижались «вопреки Сталину»?

Сталин и «Дело геологов»

30 марта 1949 года состоялось заседание Политбюро ЦК ВКП (б), на котором рассматривался вопрос о состоянии геологических разведок в Красноярском крае. По его итогам была создана Комиссия под председательством Л. П. Берии[112]. Днем ранее среди геологов начались аресты. Так начиналось «Дело геологов», которое непосредственно связано с созданием советского ядерного оружия. Именно поэтому Комиссию ЦК партии возглавил куратор атомного проекта.

Если упростить «до нуля» сложнейшую проблему создания атомного оружия, то первым вопросом оказывается сырье – уран. И, разумеется, он встал перед СССР в 1945 году, после применения атомного оружия американцами. Вопросы геологической разведки, нахождения, разработки урановых месторождений можно уподобить «дороге жизни» для блокадного Ленинграда. Будет работать «дорога жизни» – будет жить миллионный город. Не будет – смерть соберет страшную жатву в огромном размере. Вот только в «урановом вопросе» речь шла о десятках миллионов советских граждан, чью жизнь могло гарантировать только ядерное сдерживание. Стоит напомнить, что летом 1949 года, накануне испытания советской атомной бомбы, ядерный арсенал США насчитывал 300 бомб, а на столе американского президента лежал план «Дропшот», который предусматривал ядерные удары по 200 городам СССР.

Мы столь подробно останавливаемся на международной ситуации потому, что именно она дает ключ к пониманию «Дела геологов» («Красноярского дела»). Сначала Советский Союз решал «урановый вопрос» вывозом руды из Германии и Чехословакии, созданием предприятия «Висмут», добывавшего уран до самых последних дней ГДР. Но для обеспечения безопасности страны нужно было найти уран на территории Союза: «После окончания войны, осенью 1945 был создан Главк «Первое Главное геолого-разведочное управление», который стал координировать все геолого-разведочные работы по урану. Вскоре практически вся страна была охвачена поисками ценного сырья. Поиском урана занимались как специализированные партии, так и все без исключения геолого-разведочные организации СССР, помимо своей основной работы»[113].

Занимались поиском урановой руды и в Красноярском крае. Среди тех, кто активно старался помочь, было немало непрофессионалов-«инициативников». Одной из них оказалась корреспондентка газеты «Правда» А. Ф. Шестакова. Еще во время войны она направила на имя секретаря ЦК ВКП (б) Г. М. Маленкова докладные записки, в которых говорила, что ученые-геологи, подчиненные председателю Геолкома СССР И. И. Малышеву, работают плохо[114]. Причиной ее обращения к руководству государства «были рассказы одного из местных жителей, утверждавшего, что он нашел в Хакасско-Минусинской котловине образцы радиоактивных минералов. Однако никаких сведений об урановых рудах в отчетах геологов об этом районе не было»[115]. 3 марта 1945 года в главной газете СССР вышла статья под названием «Минусинская проблема», в которой прозвучала критика в адрес геологов, ведущих работу в Красноярском крае и якобы не желающих расширить ареал своих поисков. По сути, материал в «Правде» повторял докладные записки, которые Шестакова написала руководству страны.

В 1947 году неугомонная А. Ф. Шестакова приезжает в Красноярский край. Осматривая музей им. Н. М. Мартьянова, она нашла «образец № 23» – будущее основное вещественное доказательство по «Красноярскому делу». Это был большой кусок урановой руды, который просто валялся во дворе музея! Видя такую безобразную ситуацию и считая ее преступлением, Шестакова пишет письмо, которое сразу попадает к Сталину.

«Часть ящиков была разбита, – пишет Шестакова о том, что она увидела во дворе музея, – а содержимое их переворошено и, видимо, не раз уже изымалось. Всего таких «бесхозных», ни в каких документах и книгах не записанных ящиков было найдено 5 и 6 октября 1947 года в разных странных местах музея более 500 штук. Принадлежали они 37 геолого-разведочным и поисковым партиям…»[116]

Отправленный в лабораторию пресловутый «образец № 23» был оценен учеными как тип урано-ванадиевых руд, ранее найденных советскими геологами под Ферганой в Тюя-Муюне. Как утверждают сегодня исследователи «Дела геологов» – «образец № 23»… и был привезен геологами из экспедиции в Среднюю Азию, а потом просто «добавлен» в экспозицию. Почему он валялся во дворе музея, где его и нашла А. Ф. Шестакова, никто и по сей день вразумительно объяснить не может.