Сталин против рептилоидов

— Извините, гражданочка, — брал под козырёк начальник поезда, и тройка шла по вагону дальше искать молодых женщин.

Ничего не могло остановить товарища с забинтованной рукой. Его как бесы распирали, каждую бабу разглядывал, освещая лицо фонарём:

— Эту смотри, — говорил он.

— Не-е, не она. — отвечал татарин.

— Извините гражданочка, облава в поезде, — извинялся начальник.

— Эту! — указывал раненый.

— Так эта старая, — пояснял татарин, — а та молодая была.

Так они и ходили из вагона в вагон. Причём раненый не стеснялся ждать у туалета, если там кто-то был. И начинал колотить в дверь, если в туалете кто-то долго сидел.

Видно было, что и татарин, и начальник поезда его боятся. Всё, что он требовал, они выполняли беспрекословно.

В одном из последних вагонов, что был прокуренным и забитым самым бедным людом, татарин отдёрнул с одной женщины, какую-то одёжку, которой она была накрыта, а начальник поезда стал светить ей в лицо, и пока женщина жмурилась спросонья, татарин указал на неё пальцем и сказал радостно:

— Она, шалава. Она товарища Пильтуса хлопнула.

Ракель Самуиловна села, сразу всё поняла, и хоть не могла разглядеть в полутьме, что за люди её разбудили и сколько их, но первым делом потянула к себе ридикюль. Но сумочку грубо вырвали из её рук.

Раненый выдернул сумочку и передал татарину. Тот проворно залез в сумку и достал оттуда пистолет без патронов:

— Вот он, — он стал показывал пистолет всем присутствующим. — Из него она товарища Пильтуса хлопнула. Что, змея, отняли твоё жало. Чем теперь стрелять будешь, а?

— Вставай, — сухо сказал товарищ с забинтованной рукой, его едва ли не трясло от возбуждения. Это была она, та, что ему так нужна, та, что определит всё его будущее.

— Кто Вы такой, и с чего это я должна вставать? — Вдруг нагло ему ответила эта тварь.

Он только усмехнулся. И стал представлять, как найдёт тихое местечко, приволочёт её туда, а там поломает ей все кости в руках и ногах, чтобы не шевелилась сильно, а затем распорет ей кожу, от темени и до пяток, и начнёт сдирать её — не спеша и аккуратно, чтобы сошла вся одним куском.

Он уже потянул к ней здоровую лапу, собираясь поднять её, но тут его лапу перехватила крепкая рука.

— Вы чего бедокурите, товарищ? — спросил Андрей Кондратович раненого. — Чего к женщине пристали, чего Вам надо от неё?

Раненый посмотрел на него с удивлением и хотел его отпихнуть локтем, да не вышло — мужик вцепился в него своими похожими на корни деревьев ручищами. И стоял как вкопанный, да приговаривал:

— А ну, не балуй, паря, не балуй.

Раненый стал скидывать его со своей руки, мотать в проходе, так, что народ на полках просыпался, а дядька держался крепко и процедил сквозь зубы:

— Не балуй, тебе говорю. Документ покажи сначала. А уж потом хватай женщину.

Татарин и начальник поезда стояли в сторонке, будто бы всё это их не касалось, а раненый товарищ рассвирепел и орал:

— А ну брось руку, поскуда, контра! Ты что, против советской власти⁉

А Ракель Самуиловна вдруг поднялась, сделал шаг назад, потом ещё один, повернулась, и быстро пошла по вагону. Раненый товарищ поначалу этого и не заметил даже. Поглощён был освобождением своей лапы из рук таёжного партизана. А как увидал это, заорал на весь вагон:

— Стоять! Товарищи, задержите убийцу!

Да никто её не задержал, она уже выскакивала в тамбур.

А дядька Андрей всё ещё висел на лапе у раненого. И он, этот раненый, просто осатанел от злости. Только что она была у него в руках, и вот уже скрылась опять. И всё из-за этой сермяжной сволочи. И он стал его бить, бил так, как никого никогда не бил, он бил его об полки, затем свалил на пол и топтал, а Андрей Кондратович цеплялся за его ноги и разбитыми в кровь губами повторял и повторял:

— Не балуй паря, не балуй.

От ярости у раненого товарища совсем голову снесло, он левой лапой потянул из кобуры свою «беррету1915», а как вытянул, так стал стрелять в Андрея Кондратовича, пока в пистолете были патроны. И всё в голову тому целил, всё в голову. А когда голова того упала на пол вагона, он ещё с силой пнул его, и пряча пустой пистолет в кобуру произнёс:

— Татарин и ты, — он указал на начальника поезда, — за мной.

И пошёл за убегавшей женщиной. А в вагоне было тихо, люди все проснулись, но лежали, боясь пошевелится или даже заговорить.

Поезд кончился. Ракель Самуиловна стояла в тамбуре последнего вагона. Она знала, что эти страшные люди идут за ней, хотя один из них может быть, и не человек вовсе.

Она открыла дверь. Там за дверью, внизу, в тишине белой рекой колыхался туман. Поезд шёл в горку, набирал пар, шёл медленно. Она бы никогда на это не решилась, она не умела этого делать, ей было страшно, но прыгать было нужно. Там, по вагону, уже, наверное, шли за ней эти страшные люди. Они подходили всё ближе и ближе. Предрассветный туман покрывал всё. Ни столбов, ни камней она разглядеть не могла. Стояла, всматривалась и ничего не видела. И тут дверь в тамбур стала отворяться и Ракель Самуиловна шагнула в туман. Как была — в дорогом платье и в туфлях на каблуках.