Сталин против рептилоидов

— Прости, дочка, если словом рану какую твою разбередил, — заговорил сосед и стал своей шершавой и твёрдой, словно деревянной, рукой гладить руку Лены, да не гладить, а только прикасаться, едва-едва, словно повредить кожу нежную боялся.

— Да ничего, — отвечала Лена и сняла шляпку свою, — ничего.

— А вот у меня, — начал дядька Андрей и стал ковыряться в своих мешках. — Картошечка очень вкусная есть, теплая ещё. Мне дочка горшок в газеты завернула, картошечка с сольцой да с маслицем топлёным, — он достал и поставил на стол горшок, — мятая, вкусная. Я тебе ещё сейчас сальца малость отрежу, да хлебушка, да лучка крепкого, бери ложечку, — он протянул Лене деревянную ложку, — ну, бери, ешь.

Есть она не хотела видно. Ложку — взяла из вежливости, а потом глянула на дядьку и сказала:

— Андрей Кондратович, а водки у вас случайно нет?

— Эх, душа моя, — дядя погладил свою бородёнку, — да нешто её укупишь водку-то? Нету водки у меня, нету. Только самогон, а он ядрёный, городские бабы такой не пьют.

— Я — пью! — сказала Лена.

— Пьёшь? — обрадовался дядя. — Так сейчас организуем.

Он потянул из мешка четверть, почти полную, с деревянной пробкой.

— А где ж ты научилась самогон-то пить? — говорил он при этом. — Вы ж городские такие балованные.

— А как Колчак пришёл, а потом и белочехи, так я с мужем и мужиками в тайгу ушла, там и приучилась.

Дядька Андрей замолчал, только руки развёл, а потом произнёс:

— Так ты из наших? Из партизан? А где воевала?

— Начинала у Краснокаменска, и до самого вашего Амура дошла, с отрядом товарища Василькова.

— Партизанка, значит, — чуть не прослезился дядя. — Родная моя… давай-ка выпьем, раз самогон пить умеешь.

Лена кивнула. Только вот улыбнутся у неё не получилось.

Товарищ Андреев сказал шофёру:

— Тут остановитесь, дальше мы пешком.

Шофёр припарковал автомобиль у Певческого моста. Сталин и Андреев вышли из машины. Они эти места знали неплохо, Сталин хотел идти через Дворцовую площадь, но Андреев предложил пройти через Зимнюю канавку. Иосиф Виссарионович согласился. Они так и пошли, а когда дошли до набережной, Андреев остановился:

— Иосиф Виссарионович, дальше без меня. Там ждут только Вас.

Сталин понимал, он согласно кивнул и пошёл к Дворцовому мосту.

Ещё было светло, хоть газету читай, хотя время перевалило за полночь. Дождик стал накрапывать — для Ленинграда дело обычное, и он поднял воротник макинтоша.

Иосиф Виссарионович достал трубку, стал её набивать. Он ещё издали заметил трёх не совсем обычных людей. Один был похож на монаха, а двое других на профессоров университета. Они ждали его. Увидели, стали кланяться, он тоже им поклонился, снял фуражку. Первый протянул ему руку и сказал:

— Сорокин.

— Сталин. Читал Вас, но мало.

Он пожал Сорокину руку.

— Бердяев. Николай. — Протянул руку Сталину.

— Сталин. Иосиф. Читал «Смысл истории». Сильная вещь. Заставляет подумать.

— Вернадский, — представился третий и тоже протянул руку.

— Сталин. Знаю Вас, Владимир Иванович, но ведь Вы должны быть за границей.

— А кто-то из нас должен быть в тюрьме, но товарищ Дзержинский устроил нам встречу — отвечал Вернадский.

— Да, раньше мы работали с Лениным и Дзержинским, но Ильича уже нет, эти ящеры убили его. Товарищ Дзержинский писал нам, что дни его тоже сочтены, он говорил, что не может и шагу ступить, Зиновьев хочет его со света сжить, а Троцкий контролирует каждый шаг — быстро сказал Бердяев. — Ситуация не улучшается. Тучи сгущаются.

— Николаша, я умоляю тебя, — заговорил Сорокин. — Не нагнетай!

— Хорошо, хорошо, говори, Питирим, — Бердяев замолчал.

— Николаша эмоционален, но в принципе он выражает нашу обеспокоенность верно. Понимаете, и мы, и Ленин надеялись, что создадим первое в мире государство, где рептилии не будут править и бесчинствовать. Но сейчас мы наблюдаем полный крах наших надежд. Со смертью Ленина все надежды на свободу людей тают.

Питирим Александрович смотрел на Сталина и, наверное, надеялся, что сейчас тот скажет ему что-то типа: «Нет, не всё ещё потеряно, у нас ещё есть шансы. Мы поборемся». Но Сталин был угрюм, молчал и раскуривал трубку. Он даже не смотрел на Сорокина, а смотрел в серую воду ночной Невы.

— Расскажите нам, товарищ Сталин, что происходит там у них? — произнёс Вернадский. — Они и вправду грызутся?

— Да, товарищи, — произнёс Сталин, — фракционная борьба в партии принимает бескомпромиссный характер. Товарищ Троцкий решил стать новым Бонапартом. Все остальные ящеры боятся этого, поэтому готовы объединиться в Директорию под руководством мудрого Зиновьева.

— А Тухачевский? Он с Зиновьевым?

— Нет, он тоже Бонапарт, только небольшой. Компактный такой Бонапарт — разъяснил Иосиф Виссарионович.

— Ну всё, как мы и предполагали — сказал Вернадский.

— А что будет с Вами? — спросил Бердяев у Сталина. — Каковы Ваши планы? Перспективы?

— Не знаю, товарищи, сейчас я на стороне Зиновьева, он считает меня полезным, а Троцкий меня считает бездарью. В общем, я пока в безопасности. И думаю уйти на государственную службу.

— Ни в коем случае! — воскликнул Бердяев.