Сталин против рептилоидов

Не дожидаясь приказа, два милиционера, кинулись было за уходящей женщиной, да непонятно, откуда взявшийся товарищ, в костюме и при галстуке их быстро остановил. Одного он урезонил резкой подсечкой по последней ноге, ноги милиционера заплелись и он полетел на перрон руками вперёд, а второго милиционера конопатый гражданин осадил прекрасным апперкотом в челюсть. Сам конопатый слова «апперкот» не знал, но от этого его апперкот не стал менее сокрушительным. Второй милиционер отдельно от своей фуражки полетел следом за коллегой. А конопатый приговаривал при этом в хамской манере:

— Куда, куда вы попрыгали, мерены вы вислозадые. Стоять, я сказал.

Сам он при этом тянул из левого кармана штанов «наган», чтобы ни у кого не возникло сомнений в серьёзности его намерений. И тут его левую руку с оружием взял стальной хваткой высокий и сильный, черноволосый человек. Конопатый, глянув на него, дёрнул руку, но — бестолку. Хватка была стальной. Брюнет только презрительно улыбнулся ему в лицо. И зря, не на того он напал. Конопатый был молод, может и не так силен, как брюнет, зато опыта и проворства у него было в два раза больше чем у этого болвана. Он чуть отвёл лицо от брюнета, словно стеснялся на него смотреть и каааак… дал ему башкой в бороду. При этом он шляпу потерял, да и Бог с ней. Зато поплыл мир в глазах у брюнета, закачался и стал расползаться, даже крепкому мозгу ящера потребовалась пару секунд перезагрузки, чтобы вернуться в бытие. А пока эти секунды шли, конопатый высвободил руку с револьвером, А сам брюнет сделал шаг назад, потом ещё один и на третьем шаге он благополучно полетел с перрона на рельсы, на них и приземлился он плашмя.

Ракель Самуиловна уже подходила к вагону, когда ударил станционный колокол в последний раз, паровоз загудел призывно, и провернул колеса, со скрежетом выпустив в провожающих клубы пара. Она прибавила шагу, а видевший её проводник призывно махал ей рукой, чтобы она поспешила.

И тут Ракель Самуиловна услышала, такой знакомый и такой страшный звук:

Пахх!!!

И заголосили женщины, кто-то закричал пронзительно.

Ракель Самуиловна остановилась, её сердце замерло.

И тут снова:

Пахх!!! Пахх!!!

Она повернулась резко и увидела Свирида. Этот самый красивый на земле мальчик, стоял в своём роскошном костюме нараспашку, в шикарных чёрных ботинках и уже без шляпы. В его руке был револьвер он улыбался, глядя на неё, а на его белоснежной рубашке слева от галстука огромным маком расплывалось пятно.

— Бегите, товарищ Катя! — прокричал он.

А она не поверила, что всё это происходит. Не шевелилась, стояла и смотрела на него.

Пахх!!!

Пуля попала ему в правое плечо.

Снова хлопнул выстрел, и люди с перрона стали разбегаться.

Не дожидаясь нового выстрела, Свирид начал стрелять сам. А сам он стрелял без промаха.

Пахх!!! — Брюхо!

Пахх!!! — Бошка.

Стрелявший лёжа на асфальте милиционер откинул простреленную голову.

Пахх!!!

Свирид получает ещё одну пулю, третью, в грудь левее сердца.

Пахх!!! — Брюхо!

Пахх!!! — Бошка!

И ещё один трупп в милицейской форме валяется на перроне.

А эта дура стояла на перроне и вместо того, чтобы прыгать в катящиеся мимо вагоны судорожно искала пистолет в своём ридикюле. Она не собиралась бросать этого мальчишку.

— Да беги ты, корова ты однорогая! — заорал на весь вокзал Свирид, и с каждым словом изо рта его вырывались красные капли, — Прыгай в вагон. Уезжай. Да что ж за дура, не стой тут.

Пах!!!

Пах!!!

Теперь выстрелы звучали по-другому, это брюнет пришёл в себя и, не влезая на перрон два раза выстрелил в конопатого из своей крутой «берреты 1915». Обе пули попали в цель. В бедро и в рёбра справа.

Пахх!!!

Самовзводный «наган» в руке мастера не шутка. А конопатый стрелять умел. Пуля ударила брюнета в лапу, в которой он держал «беррету». Прошла насквозь всю её и вышла из локтя, раздробив по дороге все кости в лапе.

Брюнет выронил пистолет, завизжал не по-человечьи, и спрятался на рельсах. Иначе ещё и в башку получил бы.

А Свирид что-то устал за сегодня. Так устал, что его немного пошатывало. Захотелось присесть, он стал опускаться на перрон потихоньку, а сам глядел на Ракель Самуиловну и шептал;

— Ну чего ты, чего ждёшь-то, корова ты однорогая? Уезжай.

Из здания вокзала выскочили два милиционера, а брюнет, прижимая к себе свою изуродованную руку, натужно орал им, серея мордой:

— Бабу, бабу, взять! Татарин, покажи им бабу, пусть её берут.

Все остальные люди с перрона разбежались, и на перроне стояла только одна женщина. Оба милиционера поняли, кого брать и кинулись к ней.

— Да беги же ты, дура, — шептал Свирид, чувствуя, что мир его, валится на бок, опрокидывается и уплывает от него.

А она всё стояла, разинув рот и раскрыв до максимума свои огромные серые глаза.

Два здоровенных мужика в синих гимнастёрках и фуражках уже бежали к ней.

У него в револьвере было только два патрона. Только два. Пять он уже расстрелял. А милиционеры бегут к той самой, с которой он собирался прятаться в бескрайнем море тайги.