Сталин. Путь к власти

Хотя Бухарин обвинял Сталина в интриганстве, содержание его беседы с Каменевым свидетельствует о том, что сам он строил борьбу против Сталина именно на интригах. Он подробно характеризовал настроения не классов и социальных слоев общества, членов партии и местных парторганизаций, а отдельных лиц, на которых можно или нельзя было положиться в ходе намечавшегося им переворота: «Наши потенциальные силы огромны. Рыков, Томский, Угланов абсолютно наши сторонники. Я пытаюсь оторвать от Сталина других членов Политбюро, но пока получается плохо. Орджоникидзе не рыцарь. Ходил ко мне и ругательски ругал Сталина, а в решающий момент предал. Ворошилов с Калининым тоже изменили нам в последний момент. Я думаю, что Сталин держит их какими-то особыми цепями. Оргбюро ЦК ВКП(б) наше. Руководители ОГПУ Ягода и Трилиссер – тоже. Андреев тоже за нас».

Коэн обращал внимание также на поддержку, которую Бухарин и его сторонники имели в профсоюзах благодаря тому, что Томский был их руководителем, в ряде центральных наркоматах, благодаря тому, что Рыков занимал пост председателя Совнаркома, а также в центральном органе партии – газете «Правда», которой руководил Бухарин. Представители «школы Бухарина» возглавляли главный партийный теоретический журнал «Большевик», «Ленинградскую правду», Московскую промакадемию, Институт красной профессуры, Коммунистическую академию, Академию коммунистического образования, важные посты в Госплане СССР, Госплане РСФСР, в ЦКК.

Одной из главных политических опор Бухарина являлось руководство московской партийной организации. Как отмечал Коэн, «Угланов и его помощники в бюро Московского комитета ревностно и безоговорочно поддерживали Бухарина, Рыкова и Томского, используя свое положение в столице, обеспечивали организационную базу кампании против сталинской политики и поведения. Они договаривались со своими союзниками в партийных и правительственных органах, обрабатывали нерешительных и боролись со сталинскими аппаратчиками методами их же собственного аппарата. Кроме того, в министерствах (правильнее, «в наркоматах». – Прим. авт.), профсоюзах, центральных партийных органах и учебных заведениях Бухарин, Рыков и Томский взялись за укрепление своего контроля, объединение сторонников и обуздание кампании самокритики, которая, как жаловался один из их союзников, являлась «для Сталина таким же громоотводом, каким когда-то для царизма был еврейский погром…» Подспудная борьба сопровождалась словесной войной».

Те «девять десятых» бухаринской позиции, которые устраивали Сталина и исходили из верности нэпу, быстро утрачивали свою актуальность. В то же время та часть бухаринской позиции, которую не принимал Сталин, быстро увеличивалась в размерах, подобно трещине в весенней льдине, которая в конце концов ее раскалывает. Новым поводом для разногласий явилось письмо заместителя наркома финансов М. Фрумкина в политбюро и ответ на это письмо Сталина.

В своем ответе Фрумкину, направленному членам политбюро, Сталин осуждал утверждения замнаркома о том, что положение СССР существенно ухудшилось вследствие чрезвычайных мер по хлебозаготовкам. Он подчеркивал большое значение осуществленных чрезвычайных мер. Соглашаясь с Фрумкиным в том, что необходимо поднять цены на хлеб, открыть хлебный рынок и воздерживаться от раскулачивания, Сталин в то же время заявлял, что автор письма не предложил ничего нового и все эти установки уже давно согласованы и претворяются в жизнь. Одновременно Сталин истолковал заявления Фрумкина о том, что следует вернуться к решениям XIV съезда партии и проявлять осторожность по отношению к кулаку, как игнорирование решений XV съезда о «более решительном наступлении на кулака».

Бухарин не критиковал ответ Сталина по существу, но выразил возмущение формой ответа, так как первоначально предполагалось, что политбюро подготовит коллективный ответ Фрумкину. Коэн писал: «Взбешенный Бухарин обвинил его (Сталина) в том, что он обращается с Политбюро как с совещательным органом при генсеке… Бывшие дуумвиры больше друг с другом не разговаривали, и личные их отношения были полностью порваны… Политические разногласия снова обернулись борьбой за власть в большевистском руководстве».