Сталин. Рефлексия (10 ночей 1941 года)

И довольно быстро подготовили: уже через неделю (правда, не лорд, а тот самый "сэр") вручил Литвинову британский проект декларации четырех стран (почему-то без Румынии и Турции). И заявил еще при этом: "декларация составлена в таких не обязывающих выражениях и так лаконично, что вряд ли могут быть серьезные возражения". И в самом деле, все обязательства сторон – совещаться друг с другом о "шагах, которые должны быть предприняты для общего сопротивления агрессии". Пустота.... Но как почин.... Посему уже на следующий день мы официально приняли британское предложение. А в ответ – сперва молчание, ну а недели через две безапелляционное шипение: "вопрос о декларации следует считать отпавшим".

Зачем им все это было надо? Может, как тому же Лавалю, чтоб собственный народ был доволен? Тем, что британское правительство ведет переговоры с СССР, борется за мир, ну и все такое-прочее? Общественность должна радоваться – в особенности, если ее в детали не посвящать?

А детали такие – до сих пор вспоминать противно. Например, в середине апреля англичане с новой инициативой выступили: мол, не желаете ли сделать заявление – дескать, в случае агрессии против какой-либо европейской страны СССР окажет ей помощь.... Если та, конечно, этой помощью не побрезгует? Когда-то мы были жандармами Европы, а теперь мы кто – спасатели? Вы, как всегда, в стороне, а мы, как всегда, в боях? И, как всегда, бесплатно? Без ответных обязательств, хотя бы словесных? Нет, конечно, вы дали гарантии трем лимитрофам, но чего стоят ваши гарантии? И как вы можете их реализовать, не имея с той же Польшей общих границ? Гарантии – ваши, а солдаты – наши? Даже Ллойд Джордж, вчерашний враг,⁶⁴ все это безобразие понимал и говорил об этом Майскому. Другими словами, конечно…

Достали… И семнадцатого апреля тридцать девятого правительствам Англии и Франции были официально, публично (с публикацией в их газетах) вручены мои предложения. Простые и ясные, как все, что выходит из-под моего пера: в случае агрессии в Европе против любого из подписавших пакт остальные его участники должны немедленно оказать ему помощь, военную, в том числе.

Но властям этих стран сей документ оказался ненужным. Особенно английским: французы уже окончательно легли под бриттов.... Должно быть, готовились к немецкой оккупации, привыкали к позе.

Одно радовало: хоть какая-то публичность при обсуждении – парламентские дебаты от людей не спрячешь. Выяснилось хотя бы, что у сталинского предложения есть аж два заметных (и постоянных) сторонника, они же – бывшие заметные (и постоянные) враги: Черчилль и Ллойд Джордж. Да, в их круг входил и Иден⁶⁵, но тот свою известность получил лишь в тридцатые (кстати, лично ты знаком только с ним: в тридцать пятом весьма мило побеседовали)…

Но парламент что – ширма. Реальные решения принимает правительство, а там у трехстороннего договора был лишь один сторонник, да и тот – "врач"⁶⁶. Остальные же смотрели на Чемберлена да Галифакса – им было на что смотреть.

Галифакс всегда считал нас эдаким недоразумением, он еще в марте тридцать девятого говорил: "Если выбирать между Польшей и Советской Россией, то совершенно ясно, что Польша представляет больше ценности". Ценности этого лорда и ему самому вряд ли понятны, корчит из себя истового христианина, нас ненавидит по "религиозным соображениям" – сам об этом говорит на каждом шагу. Но куда его вера пропадала, когда он с Гитлером общался? Например, в тридцать седьмом четко дал понять фюреру, что Британия не будет мешать ему в Восточной Европе – значит, в той же Польше. Когда стенограмму совещания мне разведка показала, я даже руками развел. Мало того, что подлец (ну тут ничего нового, именно он, служа вице-королем Индии, Махатму Ганди в тюрьму упек), так еще и дурак....

Вместе с Чемберленом. О глупости и полной бездарности британского премьера постоянно Майский докладывал – еще в бытность того министром финансов. Переговорщик – просто никакой, а если так считает простой полпред, то как его оценивает Гитлер? Ну, когда-то оценивал, сейчас ему, небось, не до Чемберлена. Да и тебе, по правде, тоже....»

Но Сталин не мог остановиться. «Нет, заявлять при куче свидетелей (при "враче", в том числе), что, "ощущает серьезное недоверие к России и не уверен, что нуждается в помощи от этой страны". С такими ощущениями – да к психиатру… В итоге восьмого мая нам было предложено принять одностороннюю декларацию: мол, мы обязуемся в случае войны немедленно оказать содействие Польше и Румынии (а захотим – и Великобритании с Францией).