Сталин, Рузвельт и Черчилль. Встречи. Беседы. 1941-1945 г.

…Говоря о наших репарационных претензиях, я на всякий случай сказал не просто «10 миллиардов», а «не менее 10 миллиардов», ибо у меня было и остается какое-то интуитивное ожидание, что в конечном счете общая сумма изъятий и послевоенных поставок окажется несколько выше наших теперешних расчетов.

Мое выступление произвело на конференцию несомненное впечатление. Это видно было по тому сосредоточенному молчанию, которое господствовало во время моего доклада… Черчилль, который вообще несколько глуховат, раза два переспрашивал меня о недослышанных словах и выражениях…

Когда я кончил, начался обмен мнениями. Первым выступил Черчилль, который, несколько лукаво поглядывая на меня, стал нажимать на кнопку холодного душа:

– После прошлой войны, – говорил Черчилль, – тоже были репарации. Я не участвовал тогда в мирных переговорах, но имел доступ ко всем документам. Прошлые репарации доставили большое разочарование. С большим трудом от Германии удалось получить всего лишь 1 млрд фунтов…

Во время дебатов, развернувшихся после моего доклада, Сталин внимательно прислушивался к словам наших партнеров, делал какие-то отметки в лежавшем перед ним блокноте, иногда жестом или выражением лица давал понять, что он не согласен со многим из того, что они (особенно Черчилль) говорят. Мне казалось, что он собирается выступить в защиту нашего плана. Поэтому полушепотом я сказал Сталину:

– После того как Вы выскажете свои соображения, дайте мне слово еще раз: я хотел бы кое-что ответить Черчиллю и Рузвельту.

Сталин кивнул, и я стал ждать своей очереди…

6 февраля

Серый скучный день. Ай-Петри в облаках. На море какой-то белесый туман…

Беседа У. Черчилля с И. Сталиным в галерее Ливадийского дворца

Встал рано и продиктовал стенографистке полный текст «руководящих линий» для МРК (Межсоюзная репарационная комиссия. – O.P.). В 11 утра зашел к Молотову, – он одобрил мое произведение, однако чуть не до смерти ошарашил меня сообщением, что вчера ночью после нашего заседания Сталин решил снизить нашу долю до 7 млрд и повысить долю англичан и американцев до 8 млрд. Мотивы? Не пугать союзников нашими требованиями, заинтересовать союзников открывающимися перед ними возможностями.

Я стал решительно возражать. Зачем нам снижать свою долю до 7 млрд после того, как вчера я заявил о «не менее 10 млрд»? Зачем это делать, когда вчера наша цифра решительно никого не напугала?…

Тем не менее, Сталин сказал свое слово, и с этим приходилось считаться. Я все-таки не мог так легко пожертвовать «своими» 10 млрд…

* * *

Итак, по вопросу о репарациях, столь необходимых разоренному войной Советскому Союзу, возникли серьезные осложнения. Черчилль при поддержке Рузвельта выступил против включения в протокол конференции конкретных сумм взыскиваемых репараций и их распределения. Тем не менее, в результате напряженной дискуссии по настоянию Сталина в протоколе было указано, что общая сумма репараций должна составлять 20 млрд долл., и что 50 % этой суммы предназначается Советскому Союзу.

Наиболее острая дискуссия между Сталиным и Черчиллем развернулась по польскому вопросу. Позиции сторон казались непримиримыми. Лучше всего это показали их выступления на третьем заседании глав правительств в Ливадийском дворце.

Из записи заседания глав правительств

6 февраля 1945 года

Черчилль спрашивает: нельзя ли сейчас обсудить польский вопрос?