Сталин, Рузвельт и Черчилль. Встречи. Беседы. 1941-1945 г.

Черчилль был раздражен, заметно нервничал. Очень многословный, он говорил, упершись тяжелым взглядом в стол перед собой. Причина его состояния была ясна: создатель антигитлеровской коалиции, ее лидер, Черчилль с 1943 г. утратил свою ведущую роль в «Большой тройке». Соотношение сил изменилось. Теперь лидировали США, второе место занял Советский Союз. Вопреки прогнозам союзников, он пришел к финишу не обескровленным, а, напротив, набравшим небывалую военную мощь… Угроза применения силы с советской стороны ни разу не прозвучала на конференции, но в поведении Сталина чувствовалось, что он рассматривает военную мощь СССР как важный козырь в переговорах. В качестве второго козыря он использовал обещание вступить в войну с Японией (на чем настаивали американцы, стремясь спасти жизни своих солдат). Сталин держался спокойно, уверенно и внимательно слушал все выступления, пристально глядя на оратора. Когда оппоненты возражали ему (чаще всего это был Черчилль, темпераментно провозглашавший: «Нет, мы никак не можем принять это русское предложение!»), Сталин индифферентно замечал: «Ну что ж, нам не к спеху, подождем, когда Вы будете готовы».

Среди опубликованных в Англии новых документов содержатся фрагменты разговора Сталина с Черчиллем после заседания конференции 17 июля. Сталин сообщил Черчиллю, что он отклонил просьбу Японии о посредничестве в переговорах между США и Японией. 18 июля Черчилль сказал Сталину, что 25 июля он на один день уедет в Англию в связи с выборами. Сталин выразил уверенность в том, что консервативная партия получит большинство в 80 депутатских мест». Но, как известно, на выборах победили лейбористы, и Черчилль в Потсдам уже не вернулся.

* * *

Личные отношения между Сталиным и Черчиллем складывались, как показывают материалы книги, весьма сложно, противоречиво, едва ли не ежедневно наталкиваясь на препятствия, столкновение характеров, человеческих страстей и темпераментов. Значение в этих условиях взаимопонимания трудно переоценить, и достигалось оно только при личных контактах. Сталин дважды принимал Черчилля в Москве и умело использовал это преимущество. В 1942 г., когда Черчилль, неудовлетворенный дискуссией, объявил об отъезде в Англию, Сталин пригласил британского премьера на свою квартиру. Кратковременная встреча с дочерью Сталина, ужин и ночная беседа изменили не только настроение Черчилля, но и весь итог встречи. По возвращении в Лондон Черчилль произнес в палате общин яркую речь о своем визите в Москву, значении англо-советского боевого союза и оценил Сталина в самых высоких выражениях. Черчиллю импонировали цепкая память Сталина, его исторические и военные знания, четкое и ясное выражение мыслей. И Сталин, и Черчилль провели немало застольных дискуссий, умели выпить, хотя и в разной степени, не теряя над собой контроля. «Женскую проблему» они никогда не обсуждали. И дело не только в возрасте. Черчилль, многодетный отец, прожил с любимой женой всю жизнь, а старших сына и дочь нередко брал с собой в зарубежные поездки. У Сталина первая жена умерла, их единственный сын погиб в гитлеровском концлагере; вторая жена, мать их дочери и сына, которую он по крайней мере в ранние годы совместной жизни искренне любил, застрелилась. Сталин ко времени первой встречи с Черчиллем уже многие годы был вдовцом.

Чувствительность Черчилля к поведению собеседника была исключительно велика, и он чаще всего не скрывал своего одобрения или негодования. Особенно нетерпимо он относился к видимым (и кажущимся) замечаниям, задевавшим его личное достоинство и «честь и Британской империи». Так, Сталин в одном из писем выразился об отправке союзных конвоев в СССР как об «обязательстве». Британского премьера это привело в ярость, сдержав которую, он написал Сталину, что «это не обязательство и не соглашение, а скорее заявление о нашем торжественном и серьезном решении». Сталин продолжал настаивать, что это «обязательство», в результате возник конфликт, для которого, думается, не было оснований.

Черчилль неоднократно в личных беседах заявлял, что «Сталин его никогда не обманывал», стремился к встречам со Сталиным и после своей речи в Фултоне (1946 г.).