Сталин шутит…

– Не льстите себе, Уинстон, – сказал Сталин, – подойдите к писсуару ближе.

80

Во время переговоров со Сталиным британский премьер-министр посетовал, что тогдашний заместитель министра иностранных дел СССР А.Я. Вышинский обозвал его, Уинстона Черчилля, дураком. За глаза, но все-таки…

Сталин не поверил, переспросил:

– Дураком? Это правда?

– Чистая правда, господин маршал.

– Тогда зачем вы жалуетесь?

81

Черчилль полемизирует со Сталиным и горячится:

– Ответьте мне, пожалуйста, что такое свобода? Нет, советские не знают, что такое подлинная свобода! Это – право и возможность выбора. У гордых британцев чувство свободы в крови…

Сталин:

– Про свободу мы знаем, не надо учить. Свобода – это когда у нас есть возможность послать вас на х… а у вас есть право выбирать, идти на х… или еще куда-нибудь. И мы, зная, что это у вас в крови, уважаем такое ваше право.

Кстати, о слове из трех букв. Оно не раз фигурировало в качестве объяснения для непонятливых противников товарища Сталина.

В начале 1930-х годов двое интеллигентного вида оппозиционеров перешептывались:

– Сталин на съезде открыто пригрозил послать нас… в общем, туда… на этот, из трех букв…

– Неужели он прилюдно произнес неприличное слово с буквой «у» посередине?

– Да, да, он назвал его. Правда, пообещал сначала провести следствие по нашему делу. Но вы же понимаете, потом он непременно пошлет на… простите, на этот самый – на суд.

82

Супруга У. Черчилля Клементина потребовала, чтобы он прекратил пьянствовать. Но тот, ужиная со Сталиным, опять напился. Клементина вошла, разозлилась и принялась гонять мужа. Он заполз под диван. «Выходи, кому говорю!» – «Не выйду», – «Выходи – хуже будет!» – «Не выйду», – «Правильно, Уинстон, – сказал Сталин, – не выходите, покажите, кто в семье хозяин».

83

– Уинстон, что вы будете пить? – спросил Сталин, откупоривая бутылку.

– Ничего, – отмахнулся Черчилль.

– Что случилось?

– У меня язва.

– В желудке, в кишечнике?

– В семье.

84

Будучи сам неприхотлив в еде, Сталин умел отменно угощать иностранцев. Те восторгались яствами, подаваемыми на его приемах. Черчилль был гурманом и отдавал должное блюдам за сталинским столом. Но, не зная, как по-другому придраться к дядюшке Джо, возьми и недовольно брякни:

– Я просил швейцарского сыра, а мне подали голландский.

Гурмана надо было поставить на место, и Сталин поинтересовался:

– А вы с ним что, разговаривали, господин премьер-министр?

85

– Почему вы стали так умерены в еде и питье? – спрашивает Сталин Черчилля.

– У меня сильный гастрит, и доктор сказал, что он неизлечим.

– Мы можем вас вылечить.

– Как?

– Гастрировать.

86

– Какой вы жестокий, мистер Сталин. Мне мои юристы рассказали: у вас браконьера, который глушил рыбу, вместо штрафа приговорили к 15 годам. Да и всплыло-то всего две-три рыбешки. Ужас.

– А разве господину Черчиллю не сообщили, что вслед за рыбешкой всплыла поврежденная подводная лодка. Мне мои юристы рассказали, что в Англии за это полагается виселица.

Черчилль часто пытался навязать Сталину дискуссии о демократии, правах человека. Он заявил: «Если это правда, что говорят о Ваших репрессиях против несогласных с советской властью, то совесть у Вас черна, как Ваши усы», – «Какая есть – такая есть, – меланхолично согласился Сталин. – Но если судить о ней по растительности на лице, то у Вас совесть отсутствует напрочь».

87

Популярность диктора Всесоюзного радио Юрия Левитана была столь велика, что ходил анекдот.

– Товарищ Сталин, когда кончится война?

– Левитан скажет.

88

На переговорах в Потсдаме в 1945 году Сталин и Трумэн во время перерыва случайно одновременно оказались в туалете. Переводчики, как полагается, находились рядом. Сталин медленно, чтобы не исказили смысл, произнес:

– Это единственное место в капиталистическом мире, где все, от президента до рабочего, могут с полным правом и свободно взять средства производства в собственные руки.

Говорят, Трумэн вздрогнул и пустил струйку мимо писсуара.

В других интерпретациях фигурирует не президент США, а министр иностранных дел Великобритании Э. Бевин. С этим весьма реакционным деятелем, правым лейбористом, хотя и выходцем из рабочей семьи, связана более конфузная история.

На каком-то приеме он с подковыркой сказал советскому министру иностранных дел А.Я. Вышинскому, происходившему из семьи польских аристократов, что тот изменил своему классу. В контексте это означало: ничего, мол, хорошего нельзя ожидать от предателя. Вышинский был остер на язык: «Мы оба изменили своему классу, господин Эттли».

89

На той же Потсдамской конференции американцы спросили у Сталина: «После того, как немцы в 1941 году были в 18 километрах от Москвы, Вам, наверное, приятно сейчас находиться в поверженном Берлине?» – «Царь Александр дошел до Парижа, – глядя на них, как удав на кроликов, ответил Сталин».

90

Трумэн и Черчилль хотят уязвить, подловить Сталина и спрашивают:

– Кого из нас троих, по вашему мнению, бог причислил бы к хорошим парням, а кого к плохим?

Сталин недоумевает: