Сталин. Тайный «Сценарий» начала войны

Начиная войну, мы рассчитывали иметь против себя примерно 200 вражеских дивизий. Но теперь мы насчитываем их уже 360. Эти дивизии, конечно, не вооружены и не оснащены в нашем понимании этого слова, и командование ими в тактическом отношении во многом не удовлетворительно. Но они есть. И если дюжина их разбита, русский выставляет новую дюжину. Он выигрывает время благодаря тому, что находится поблизости от своих источников силы, а мы все больше от них удаляемся. Таким образом, наши раздерганные по огромнейшему фронту и не имеющие никакой оперативной глубины войска снова и снова подвергаются атакам противника, которые имеют определенный успех, ибо на невероятных просторах поневоле остается слишком много разрывов между войсками…

В середине августа 1941 г. гитлеровское командование начинает понимать, что советские войска, уничтоженные ими в приграничных сражениях, не представляли собой «главные силы русских», что генерального сражения гауптшлахт не произошло, что блицкриг не получился, и что вся, так тщательно подготовленная операция «Барбаросса» трагически затягивается.

После начала операции «Барбаросса» прошло 5 часов 45 минут. 22 июня 1941. 9 ч утра. Берлин

«Мы идем на Россию!»

На улицах столицы Третьего рейха оживленно, шумно. По тротуарам снуют мальчишки, размахивая экстренными выпусками газет. Жители Берлина с любопытством рассматривают первые фотографии с Восточного фронта — снимки окровавленных русских солдат…

Об этих страшных часах вспоминает Валентин Бережков, который уже успел вернуться в посольство после встречи с фон Риббентропом:

«…я увидел из окна кабинета [посольства], как по тротуару пробегают мальчишки, размахивая экстренными выпусками газет.

Я вышел за ворота и, остановив одного из них, купил несколько изданий. Там были уже напечатаны первые фотографии с фронта: с болью в сердце мы разглядывали наших советских бойцов — раненых, убитых… В сводке германского командования сообщалось, что ночью немецкие самолеты бомбили Могилев, Львов, Ровно, Гродно…»

В Берлине эйфория: «Началось! Мы идем на Россию!»

В ресторане «У Пшорра», поедая фирменную овощную похлебку, посетители обмениваются мнениями: «Во время Первой мировой я был пленным в Сибири». «Что вы думаете теперь?» «Эта война закончится быстрее!» Большинство немцев уверено в мудрости своего фюрера и в том, что «русский колосс на глиняных ногах» рухнет в течение нескольких недель.

Люди толпятся у уличных репродукторов, слушают вопли Йозефа Геббельса, в сотый раз, наверное, повторяющего слова Гитлера: «Немцы! Национал-социалисты! …В этот момент идет наступление — величайшее из тех, что видел мир… я решил сегодня вложить судьбу и будущее Германской империи и нашего народа в руки наших солдат. Да поможет нам Бог в нашей борьбе!»

Завтра меморандум Гитлера будет напечатан в «Нью-Йорк Таймс». Будет напечатан во всех газетах мира. И фотографии окровавленных трупов русских увидит мир — трупы бойцов и командиров пограничных войск НКВД, которые своими телами прикрыли границу Родины в первые часы войны.

По идее гитлеровской пропаганды, эти окровавленные трупы должны были продемонстрировать миру силу и мощь германского оружия. Но для мировой общественности трупы советских солдат, уничтоженных германской армией на советской территории, стали, прежде всего, неопровержимым доказательством гитлеровской агрессии.