Сталин (Том 2)

В разгар революционных событий, осенью 1905 г., мы снова встретились с Парвусом на этот раз в Петербурге. Сохраняя организационную независимость от обеих фракций, мы совместно с ним редактировали массовую рабочую газету "Русское*сло-во" и в коалиции с меньшевиками -- большую политическую газету "Начало". Теория перманентной революции связывалась обычно с именами Парвуса и Троцкого. Это было верно только отчасти. Период революционной кульминации Парвуса приходился на конец прошлого столетия, когда он шел во главе борьбы против так называемого "ревизионизма", т. е. оппортунистического искажения теории Маркса. Неудача попыток толкнуть германскую социал-демократию на путь более решительной политики подорвала его оптимизм. К перспективам социалистической революции на Западе Парвус стал относиться все более сдержанно. Он считал в то же время, что "социал-демократическое временное правительство не может совершить в России социалистического переворота". Его прогноз намечал поэтому не превращение демократической революции в социалистическую, а лишь установление в России режима рабочей демократии по типу Австралии, где на фермерской основе возникло впервые рабочее правительство, не выходившее за пределы буржуазного режима.

Этого вывода я не разделял. Австралийская демократия, органически выросшая на девственной почве нового континента, сразу приняла консервативный характер и подчинила себе молодой, но достаточно привилегированный пролетариат. Русская демократия, наоборот, могла возникнуть только в результате

грандиозного революционного переворота, динамика которого ни в каком случае не позволила бы рабочему правительству удержаться в рамках буржуазной демократии. Начавшись вскоре после революции 1905 г., наши расхождения привели к полно- % му разрыву в начале войны, когда Парвус, в котором скептик окончательно убил революционера, оказался на стороне германского империализма, а позже стал советником и вдохновителем первого президента германской республики Эберта.

Начиная с брошюры "До 9-го января", я неоднократно возвращался к развитию и обоснованию теории перманентной революции. Ввиду значения, которое она приобрела впоследствии в идейной эволюции героя этой биографии, ее необходимо представить здесь в виде точных цитат из моих работ 1905--06 г.г.

"Ядром населения в современном городе, по крайней мере в городе, имеющем хозяйственно-политическое значение, является резко дифференцировавшийся класс наемного труда. Именно этому классу, еще, в сущности, неизвестному Великой Французской революции, суждено сыграть решающую роль... В стране, экономически более отсталой, пролетариат может оказаться у власти раньше, чем в стране капиталистически передовой. Представление о какой-то автоматической зависимости пролетарской диктатуры от технических сил и средств страны представляет собою предрассудок упрощенного до крайности "эко-номического" материализма. С марксизмом такой взгляд не имеет ничего общего... Несмотря на то, что производительные силы индустрии Соединенных Штатов в десять раз выше, чем у нас, политическая роль русского пролетариата, его влияние на мировую политику несравненно выше, чем роль и значение американского пролетариата..."

"Русская революция создает, на наш взгляд, такие условия, при которых власть может (при победе должна ) перейти в руки пролетариата, прежде чем политики буржуазного либерализма получат возможность в полном виде развернуть свой государственный гений... Русская буржуазия сдает пролетариату все революционные позиции. Ей придется сдать и революционную гегемонию над крестьянством. Пролетариат у власти предстанет пред крестьянством как класс освободитель... Пролетариат, опираясь на крестьянство, приведет в движение все силы для повышения культурного уровня деревни и развития в крестьянстве политического сознания..."

"Но, может быть, само крестьянство оттеснит пролетариат и займет его место? Это невозможно. Весь исторический опыт протестует против этого предположения. Он показывает, что крестьянство совершенно неспособно к самостоятельной политической роли... Из сказанного ясно, как мы смотрим на идею "диктатуры пролетариата и крестьянства". Суть не в том, считаем ли мы ее принципиально допустимой, "хотим" ли мы или "не хотим" такой формы политической кооперации. Но мы считаем ее неосуществимой -- по крайней мере, в прямом и непосредственном смысле..."