Сталин в преддверии войны

Представителям иностранных телеграфных агентств в Москве 22 августа было передано разъяснение, что прибытие Риббентропа не является несовместимым с продолжением переговоров между СССР, Англией и Францией в целях организации отпора агрессии. Англо-франко-советский пакт, дополненный военным соглашением, имел бы своей задачей сдержать Германию, если бы она продолжала агрессивные действия. Заключение же пакта о ненападении между СССР и Германией также должно было ослабить напряженность между двумя странами¹.

В тот же день, 22 августа, столь богатый событиями, глава французской военной делегации генерал Думенк посетил Ворошилова и сообщил, что он получил от своего правительства положительный ответ на «основной кардинальный вопрос», то есть о пропуске советских войск через территорию Польши и Румынии в случае наступления германских армий, и полномочия подписать военную конвенцию. Однако Думенк признал, что о позиции английского, польского и румынского правительств ему ничего не известно. При таком положении вещей о подписании конвенции не могло быть и речи.

Особо следует выделить позицию правительства Польши, от которой в эти дни во многом зависел успех или провал Московских переговоров СССР, Англии и Франции. На всех этапах переговоров польское правительство категорически отказывалось оказать им содействие и вести речь о достижении договоренности с СССР. После сообщения советской печати о приезде Риббентропа в Москву и давления англо-французской стороны польское правительство, наконец, согласилось на следующую формулировку: «Французский и английский штабы уверены, что в случае совместных действий против агрессора сотрудничество между СССР и Польшей не исключено при определенных условиях. В связи с этим штабы считают необходимым рассмотрение с советским штабом различных гипотез». Так, можно сказать, задним числом польское правительство предприняло попытку оправдать свою столь самоубийственную политику в глазах общественности антиагрессив-ных стран. Но оказалось, что и это ни к чему не обязывающее и ничего не дающее для продвижения Московских переговоров заявление было обманом. В депеше министра иностранных дел Польши Бека, направленной 23 августа своим дипломатическим представительствам в Лондоне, Париже и Вашингтоне, указывалось: «В связи с этим я еще раз сделал категорическое заявление, что не возражаю против этой формулы только в интересах облегчения тактики; что же касается нашей принципиальной позиции в отношении СССР, то она окончательна и остается без изменений. При этом я еще раз напомнил о недопустимости факта ведения Советами переговоров о наших делах с Францией и Англией без непосредственного обращения к нам»¹.

В полдень 23 августа Риббентроп прибыл в Москву. Переговоры между ним, Сталиным и Молотовым длились всю вторую половину дня. В ночь на 24 августа они завершились подписанием договора о ненападении (и секретного дополнительного протокола, о котором общественность не знала). Договор о ненападении был опубликован в советской печати на следующий день. Заключенный на десятилетний срок, он вступал в силу сразу после подписания (еще до ратификации). В нем содержались обязательства воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга как отдельно, так и совместно с другими державами. Обе стороны обязывались проводить периодические консультации, чтобы информировать друг друга по вопросам, касающимся общих интересов. Споры или конфликты должны были решаться исключительно мирным путем. Текст принятого сторонами договора был составлен германским МИДом и значительно отличался от предлагаемого ранее советского проекта договора. Тот включал меньше статей и предусматривал «взаимно воздерживаться от всякого акта насилия и агрессивного действия в отношении друг друга»; не поддерживать какую-либо третью державу, если одна из сторон «окажется объектом... нападения» со стороны этой державы; разрешать споры и конфликты между договаривающимися сторонами «исключительно мирным путем», как можно скорее ратифицировать договор, после чего он вступит в силу. Текст проекта заканчивался постскриптумом, в котором говорилось: «настоящий договор вступает в силу только в случае одновременного подписания специального протокола по внешнеполитическим вопросам, представляющим интерес для высоких Договаривающихся Сторон. Протокол является неотъемлемой частью пакта». Этот постскриптум делал в соответствии с международным правом упомянутый протокол составной правомерной частью договора. Вопросы, подлежащие включению в протокол, по мнению советской стороны, должны были касаться совместных гарантий независимости Прибалтийских государств, посредничества Германии с целью прекращения японо-советского конфликта на Халхин-Голе, развития советско-германских экономических отношений.