Сталин в Царицыне

Снесарев, Носович и прочие белогвардейские агенты очень умело использовали одно преимущество, которое давала им работа в штабе – они владели полными сведениями, касавшимися обстановки вокруг Царицына и на всем Северном Кавказе. Очень часто действия, которые кажутся обоснованными и абсолютно верными на отдельном участке, оказываются вредными для обстановки в целом. Носович умело пользовался тем, что кроме нескольких штабистов (все они были белогвардейскими шпионами) никто не владел обстановкой во всей ее полноте. Обстановкой мог бы (и обязан был) владеть предсовета Минин, но он предпочитал не вникать в военные дела совсем. К тому же Минин, как я уже писал, был троцкистом. Сталин положил такому вредительству конец. Он требовал у Носовича, как у начальника штаба, объяснений по каждому распоряжению, касавшемуся оперативной обстановки.

Еще одним способом вредительства стало помешательство на секретности. Я нисколько не преувеличиваю, говоря «помешательство». Так оно и было. Снесарев с Носовичем постоянно рассуждали о том, что все планы и действия должны быть полностью засекречены. (Могу представить, как они про себя смеялись над этим). Как человек с довольно богатым фронтовым опытом, я не могу оспаривать важности секретности. В годы войны с Германией, во время которой немецкие шпионы сидели повсюду – от полковых штабов до Зимнего дворца, я не раз был свидетелем того, как из-за шпионажа срывались блестяще задуманные операции. Грош цена любой задумке, если она становится известной врагу. Но секретность секретности рознь. Не имеет смысла шифровать распоряжения штаба, если суть их ясна и без того. Если приказ является единственно верным в данной ситуации, то его можно отдать не шифруя, так быстрее будет. Если обстановка такова, что у противника нет времени или возможности для маневра, то перехват приказа ему ничего не даст. Много есть ситуаций, при которых шифрование переписки не дает никакой пользы, а только затрудняет (усложняет) дело. Штаб округа шифровал все переговоры и пр. Но суть вредительства крылась не только в излишнем усложнении дела и замедлении обмена сведениями (пока зашифруют, пока расшифруют). В шифровки, исходящие из штаба, намеренно вносились ошибки. Умело вносились, так, чтобы нельзя было обвинить во вредительстве, но ошибки эти были часты. Едва ли не каждое распоряжение приходилось переспрашивать, уточнять детали. А Носович ходил по штабу гоголем и рассуждал о низкой квалификации красных шифровальщиков. По его распоряжению Начальник мобилизационного управления Ковалевский устроил при штабе двухнедельные курсы для шифровальщиков. На этих курсах толком ничему не учили. Они были нужны Носовичу только для того, чтобы отрывать шифровальщиков от их работы и вносить больше путаницы в дело. Пока шифровальщики пребывали на курсах, их замещали люди, не знакомые с шифровальным делом. «Вот тебе таблицы, справишься!». Справлялись так, что два отряда при смене позиций попали в руки к белым, на нескольких участках была оголена оборона и пр. Конец курсам шифровальщиков положил прибывший в Царицын Ворошилов (товарищ Сталин из-за своей невероятной загруженности не успел до них добраться). Ворошилов – человек прямой, резкий, не любящий долго рассусоливать. В ответ на объяснения Ковалевского касательно необходимости курсов, Ворошилов пригрозил пристрелить его из своего маузера как контру. Разумеется, Ковалевский уступил, но нажаловался Снесареву на то, что товарищ Ворошилов своими действиями срывает работу штаба. Снесарев потребовал, чтобы Ворошилов извинился перед Ковалевским, Ворошилов, конечно же, извиняться не стал. Сталин по этому поводу сказал: «Одни дело делают, а другие церемонии разводят». О товарище Ворошилове я напишу особо.

Разумеется, наши враги не могли смириться с тем, что их взяли за жабры. В Москву – Ленину, Троцкому, Свердлову, посыпались жалобы на товарища Сталина, якобы срывающего своими действиями подготовку к обороне Царицына и всю работу штаба в целом. Белогвардейские шпионы прекрасно понимали, что опорочить товарища Сталина перед ЦК и Совнаркомом им не удастся. Они действовали тоньше – требовали отозвать товарища Сталина из Царицына или же повлиять на него, чтобы он занялся своей «непосредственной» задачей – продовольственным делом. Троцкий в Москве подливал масла в огонь, стараясь повлиять на Ильича, и, во вторую очередь, на Свердлова, чтобы они «приструнили» Сталина. Товарищ Сталин отметал все нападки и обвинения, говоря, что невозможно вести продовольственное дело в отрыве от военного и что долг любого большевика, вне зависимости от его должности, способствовать скорейшей победе над врагами Революции.[93]