Сталин в Царицыне

Минин начал с жалоб – не успеваю ничего толком, дел много и пр. я перебил его и сказал, что этих «разговоров в пользу бедных» я наслушался в последние дни предостаточно и больше слышать их не намерен. Дела надобно делать, а не лясы точить. Короче говоря, «взял его за жабры», как выражаются моряки. Минин меня понял и мы стали толково говорить о делах – ремонте, вооружении, наборе людей на флот. Я особо обратил внимание Минина на то, что при наборе в первую очередь следует оценивать политические взгляды человека, его преданность Революции, а уже после – его флотский опыт. Устроить диверсию на корабле проще простого. Не уследишь за всеми, как ни старайся. Товарищ Дыбенко,[116] первый нарком по морским делам, говоря о бдительности, любил приводить в пример того, что может сделать один человек на флоте, судьбу линкора «Императрица Мария».[117] Огромной мощи был корабль, охранялся на совесть, а ведь взорвал его кто-то. Жаль, только, что Колчака в тот момент на «Императрице» не было.[118] Неумеху можно научить всему, чему надо. Лучше так, чем контру на флот допускать.

Из Царсовета я поехал на орудийный завод. То, что там творилось, невозможно описать. Полный хаос, а проще говоря – бардак. Завод тогда еще не был национализирован, принадлежал Обществу артиллерийских заводов, но все к тому (к национализации) шло. Декрет о национализации был принят уже на следующей неделе.[119] Поглядел я на то, что творилось на заводе и думаю – плохо дело. Получается, что Козлов был прав, когда не рассчитывал на помощь завода в вооружении понтонов. Но уж комиссар-то тут должен быть, думаю. Разыскал. Фамилия комиссара была Фалалеев, революционер-подпольщик из Саратова, бывший слесарь. Встретил он меня, как родного, и сказал, что вчера в губкоме[120] Сталин просил помочь мне вооружить флотилию.

– У нас пока сам видишь, что творится, – сказал Фалалеев. – Начальство разбежалось, две диверсии было, но мы заводу пропасть не дадим, сохраним для народа. Новых орудий мы пока делать не в состоянии, но чинить чиним. Скажи, сколько тебе надо, постараемся дать.

Очень приятно мне было видеть подобное отношение к делу. Когда, думаю, только Сталин все успел. У него своих дел полно, а он и с Мининым обо мне поговорил, и с Фалалеевым. Оказалось, что не только с ними, но и с председателем местного ревтрибунала Павиным. Павин до революции работал на орудийном заводе. Товарищи Павин и Фалалеев крепко помогли мне в вооружении флотилии. Козлов удивлялся тому, как споро пошло дело. «Вы – кудесник!», говорил он мне. Я думал: «Ты бы тоже был кудесником, если бы за дело душой бы болел». Козлову я отдавал распоряжения и по ходу дела проверял, что и как было сделано. Его это невероятно раздражало, но он подчинялся и делал то, что было велено.

Вскоре у меня вышла стычка с начальником артуправления округа Чебышевым. Он попытался обвинить меня в том, что я срываю нормальную работу учреждения (штаба округа).

– Мы устали от эмиссаров из Москвы! Приехали по делу, так своим делом и занимайтесь, а не мешайте работать занятым людям! – сердился Чебышев.

«Занятыми людьми» в его представлении были штабные сотрудники. Эти «занятые люди» оставили в Калаче[121] большой склад боеприпасов, который в начале августа 1918 года попал в руки белоказаков генерала Мамантова. При ликвидации артиллерийского управления (вместе со штабом округа), все сведения об этом складе таинственным образом исчезли. На самом деле ничего таинственного в этом не было. Документы уничтожила штабная контра, чтобы мы не успели вывести снаряды в Царицын. О складе в Военном совете узнали из перехваченного донесения Мамантова Краснову. «Это не неразбериха, а самая настоящая измена», сказал Сталин по этому поводу. По распоряжению Чебышева в июне 1918 года на железнодорожной станции был создан неприкосновенный подвижный запас из 1000 винтовок, 20 пулеметов и большого запаса патронов. Чебышев объяснял создание запаса оперативной необходимостью. На самом же деле, как выяснилось позднее (признался один из сотрудников артуправления) этот запас предназначался для вооружения действовавшего в Царицыне офицерского подполья, которое готовилось к восстанию. Задумка Чебышева понравилась всем. Действительно, хорошо и правильно было иметь такой запас. Часто бывая на станции, я видел эти вагоны, которые охранялись бойцами сербского полка, и думал, что на флотилии тоже нужно устроить нечто подобное. Без резерва, без запаса воевать невозможно. Но в июне 1918 года было не до резервов. Укомплектовать бы суда флотилии минимальным количеством артиллерии и пулеметов, да хоть каким-то боеприпасом.

Почти в каждый свой приезд на железнодорожную станцию, я встречал там Сталина. Он жил на станции, в том самом вагоне, в котором прибыл из Москвы, но встречал я его не у вагона, а в других местах. Сталин изучал обстановку на железной дороге. Республика требовала продовольствия, а с транспортом дело обстояло плохо.

Полагаться на те данные, которые давали железнодорожники, было нельзя по нескольким причинам: