Сталин VS Троцкий

Со сторонниками Троцкого вели душеспасительные беседы: признайте свои ошибки, отрекитесь от Льва Давидовича — вам позволят вернуться к нормальной жизни. Кто-то полагал, что нужно каяться и возвращаться в партию, чтобы продолжить борьбу внутри ВКП(б). «Думать, что можно дипломатически пробраться в партию, а затем уже вести политическую борьбу за ее оздоровление, наивно, чтобы не сказать крепче», — отвечал Троцкий. Он был прав. Оппозиционерам выдавали партбилеты только для того, чтобы они непрерывно каялись.

В 1929 году Ивар Смилга, Карл Радек и некоторые другие бывшие соратники Троцкого заявили, что рвут с троцкизмом и хотят вернуться в партию. Смилгу восстановили в партии, назначили заместителем начальника мобилизационного управления ВСНХ. Но никого не оставили в покое. После убийства Кирова в декабре 1934 года Смилгу арестовали. Отправили в Верхнеуральский политизолятор, а в январе 1937 года расстреляли. Арестовали и его жену Надежду Васильевну Полуян, которой летом 1917 года ЦК поручил поддерживать связь с Лениным, ушедшим в подполье… Расстреляли и осудившего их за «антипартийное поведение» Николая Янсона.

Карл Радек был приговорен к десяти годам тюремного заключения по мнимому «делу антисоветского троцкистского центра». Такой же срок получил еще один соратник Троцкого — бывший нарком финансов Григорий Сокольников, который в Гражданскую был членом Реввоенсовета Южного фронта. Поличному указанию Сталина обоих зверски убили. К ним в камеры — в Верхнеуральской и Тобольской тюрьмах — подсадили осужденных за разные преступления бывших чекистов, которые, спровоцировав драку, забили насмерть двух бывших членов ЦК. Убийцы тут же вышли на свободу.

ОГПУ сумело почти полностью изолировать Троцкого. Его письма и статьи перехватывались. Чекисты следили за всеми, кого подозревали в симпатиях к Льву Давидовичу. Найденные при обыске листовки, написанные Троцким, считались доказательством преступления. Самой популярной была листовка «Партию с завязанными глазами ведут к катастрофе». Это была запись беседы Каменева, тоже исключенного из партии, с Бухариным, который еще оставался членом политбюро.

Льву Борисовичу Каменеву принадлежит крылатая фраза: «Марксизм есть теперь то, что угодно Сталину». Но Лев Борисович же одним из первых отказался от политической борьбы против генерального секретаря. Надеялся, конечно, что судьба переменится к лучшему, думал, что настроение генсека переменится…

В 1928 году Лев Каменев осудил свою оппозиционную деятельность. И в том же году Зиновьева тоже восстановили в партии, назначили ректором Казанского университета. Сталин дал указание государственному издательству: «Можно помаленьку издавать сочинения Зиновьева и Каменева (антитроцкистского характера) и платить им гонорар тоже помаленьку».

Обнадеженные Зиновьев и Каменев всерьез думали, что очень скоро Сталин предложит им вернуться в руководство, и составляли список условий, которые они выставят: отдать им Ленинград, ввести их людей в органы печати, сформировать политбюро в прежнем составе… И тут Николай Иванович Бухарин, напуганный всевластием Сталина, вдруг пришел к опальному Льву Борисовичу и заговорил с ним откровенно о том, что генеральный секретарь ведет страну к катастрофе. Когда Бухарин ушел, Каменев записал всю беседу и послал своему другу Зиновьеву. Каким-то образом запись попала и к Троцкому, который увидел в растерянности Бухарина не только свидетельство разлада в политбюро, но и признаки скорого крушения сталинской группы.

В ноябре 1928 года Каменева навестили двое сторонников Троцкого. Запись своей беседы переслали Льву Давидовичу. Запись, ясное дело, оказалась в руках чекистов. Каменев, пытавшийся возобновить отношения со Сталиным, вроде бы упрекал Троцкого за неуступчивость:

«Льву Давидовичу следовало бы подать документ, в котором надо сказать: «Зовите, мол, нас, вместе будем работать». Но Лев Давидович человек упорный. Он не сделает этого и будет сидеть в Алма-Ате до тех пор, пока за ним не пришлют экстренный поезд. Но ведь когда этот поезд пошлют, положение в стране будет таким, что на пороге будет стоять Керенский».

В далекой Алма-Ате Троцкий, получая такую информацию, думал, что, если в партии раскол, то скоро неминуемо обратятся к нему за помощью — не только вернут из ссылки, но и вынуждены будут дать ему высокую партийную работу. Раскола, однако, не было: сталинская группа составляла абсолютное большинство в руководстве партией, и Сталин довольно быстро избавился и от Бухарина с Рыковым, как он уже избавился от всех остальных, кто ему не сразу подчинился.

Но само присутствие Троцкого в стране по-прежнему мешало Сталину. Имя Троцкого возникало на каждом шагу и выводило Сталина из себя. 7 января 1929 года политбюро приняло решение о высылке Троцкого за границу «за антисоветскую работу».

Решение не было единогласным. Молотов в апреле на пленуме ЦК приоткрыл завесу тайны над секретным заседанием политбюро:

— В вопросе о высылке Троцкого голоса раскололись. Вначале Бухарин, Рыков и Томский заняли особую позицию.

Из зала задали вопрос: