Сталинград

Он спустился в подвал, где врачи при свете керосиновой лампы не переставали оперировать раненых. Осунувшийся, с безумным взглядом, офицер направил свой автомат на медиков. «Что здесь происходит? Никакой капитуляции не будет! Война продолжается!»[929] Врачей уже не удивляли расстройства психики, вызванные нервным напряжением и хроническим недоеданием. Подвалы были заполнены солдатами, мечущимися в бреду. Доктор Маркштейн, уроженец Данцига, лишь пожал плечами и спокойно сказад: «Это перевязочный пункт». Обезумевший офицер не стал стрелять. Он исчез в полумраке словно призрак, не сказав больше ни слова.

В том же самом здании находился фон Зейдлиц. После того как 25 января генерал предоставил командирам своих дивизий самим решать, складывать оружие или продолжать сопротивление, Паулюс отстранил его от командования. Все дивизии Зейдлица были отданы под начало генерала Вальтера Хейтца, командующего 8-м корпусом. Хейтц приказал расстреливать на месте каждого, кто попытается сдаться в плен. Когда Зейдлиц и больше десяти других высших офицеров – среди них были генералы Пфеффер, Корфес и Занне – сдавались в плен, со стороны немецких позиций по ним вели огонь из пулеметов. По словам Зейдлица, в результате «апокалиптического приказа»[930] Хейтца двое немецких офицеров были смертельно ранены.

Однако генерал Хейтц, отдав приказ «сражаться до предпоследнего патрона, последний оставив себе»,[931] похоже, посчитал это распоряжение не обязательным для себя и своего штаба. Один из его подчиненных отметил, что офицеры штаба, вне всяких сомнений с ведома Хейтца, заранее заготовили белые флаги.

Полковник Розенфельд, командир 104-го зенитного полка люфтваффе, нацистский режим ни в чем не винил. «Знамя со свастикой реет над нашими головами, – передал он по радио вечером 30 января. – Приказ нашего верховного главнокомандующего будет выполнен до конца. Хайль Гитлер!»[932] В тот же день штаб 6-й армии отправил сообщение, предупреждая о том, что отдельные командиры сдаются вместе со своими солдатами, поскольку у них не осталось боеприпасов. Но и оно заканчивается словами: «Мы слушаем государственный гимн, вскинув руки в партийном приветствии».[933] И снова этот стиль больше напоминает Шмидта, чем Паулюса. В любом случае мало у кого из солдат были силы и желание разделять подобные эмоции. «В ночь с 30 на 31 января, – писал один фельдфебель, – каждый был поглощен собственными мыслями, гложущей неопределенностью, болезненными ранами и обморожениями, воспоминаниями о доме, о нашей судьбе».[934] Офицеры не сомневались в том, что их расстреляют. Многие срывали знаки различия.

В эту ночь генерал Воронов, ночевавший в избе, в которой разместился командный пункт Донского фронта, проснулся от кошмарного сна. Ему вдруг привиделось, что Паулюс сбежал на самолете, совершившем посадку на льду замерзшей Волги. Нетрудно было предположить, какой окажется реакция Сталина на потерю такой добычи. Вскочив с койки, Воронов тотчас отдал приказ орудиям, расположенным на противоположном берегу Волги, на всякий случай приготовиться вести огонь по льду.

К утру следующего дня, 31 января 1943 года, 64-я армия Шумилова контролировала практически весь центр Сталинграда. Развалины и подвалы зданий, в которых могли укрываться немцы, забрасывались гранатами и обстреливались из огнеметов. Советские солдаты вели массированный артиллерийский и минометный огонь по Красной площади. Потом они начали штурм центрального универсального магазина, в подвале которого находился штаб 6-й армии. Оставшиеся в живых гренадеры Роске, оборонявшие командный пункт Паулюса, в конце концов сложили оружие. В 7:35 капитан Бер в штабе Мильха принял радиограмму: «Русские у входа. Мы готовимся капитулировать».[935] Десять минут спустя последовало новое сообщение: «Мы капитулируем» – в этот самый момент в набитый людьми зловонный подвал спустился старший лейтенант Федор Ильченко… За ним следовали бойцы. Винрих Бер переправил вторую радиограмму в штаб группы армий «Дон» – Манштейну. Между тем официальные сводки с Восточного фронта в Германии гласили: «В Сталинграде никаких изменений. Боевой дух его защитников не сломлен».[936]

Чуть позже, чтобы обсудить со Шмидтом условия капитуляции, прибыли офицеры штаба генерала Шумилова. Паулюс во время этих переговоров оставался в соседнем помещении. О том, как они проходят, ему сообщал полковник Адам. Возможно, это была уловка, чтобы не быть замешанным лично в обсуждении деталей позорной капитуляции, хотя скорее всего сие – еще одно подтверждение того, что Шмидт действительно руководил всем происходящим в 6-й армии.

Через два часа после того, как в штаб фельдмаршала Паулюса вошел старший лейтенант Ильченко, прибыл генерал Ласкин, чтобы официально принять капитуляцию 6-й армии. Потом Паулюса, Шмидта и Адама доставили на командный пункт Шумилова. Когда все трое вышли из подвала на дневной свет, стало видно, как осунулись их обросшие щетиной лица. Правда, их солдаты выглядели еще хуже.